Второе — перевёрнутая обида (см. главы «Вилки и ловушки» в книге «Анатомия любви и фальшивок»). Когда плохой поступок совершает мужчина, он понимает свою вину и готов к взбучке. Когда–то же самое делает женщина, она не может, просто не способна понять свою вину и воспринимает взбучку как агрессию со стороны мужчины, причём агрессию беспричинную, на ровном месте. «Да, я потратила в начале месяца все деньги на дорогую сумочку! Ну и что?! Это не даёт тебе права кричать на меня! И вообще, настоящий мужик никогда не будет мелочиться! Он пойдёт и заработает столько, чтобы его киска ни в чём не нуждалась!». Вот вам объяснение механизма перевёрнутой обиды. Неспособность женщины признать себя виноватой, тем более в поступке, который лично ей приятен, приводит к тому, что она искренне не понимает, за что её наказывают. Эта реакция неосознанная, на уровне прошивки. Есть и мужчины, которые уже вполне осознанно применяют перевёрнутую обиду в отношении влюблённых в них женщин. Это донжуаны, профессиональные соблазнители, которые поняли механизм женских манипуляций и бьют «противника» его же оружием, заставляя женщину вести себя так, как нужно мужчине.

То же самое касается и разницы в понимании лжи. Для мужчины критерием правды и лжи является объективная информация, тогда как для женщины — личное (эмоциональное) отношение к проблеме. Если итог лжи лично ей приятен и выгоден, то женщина не рассматривает своё действие как ложь (т. е. как нечто дурное). Она просто не осознаёт, что обманывает. Для неё все её слова — правда (поскольку они приятны, а значит, истинны. Поэтому даже если прижать женщину к стенке фактами, опровергающими её слова, она не воспримет твои аргументы, поскольку не понимает, что обманывает. В лучшем случае скажет, что «у каждого своя правда», а в худшем расценит попытку вывести её на чистую воду как агрессию. При этом женщины считают себя честнее мужчин — ещё бы, ведь они, женщины, никогда не лгут.

В противостоянии двух лжецов — мужчины и женщины — мужчина изначально проиграл. Потому что он знает, что солгал, а это входит в конфликт с чувством справедливости и создаёт внутренний дискомфорт. Рано или поздно мужчина признает свою вину. Но не женщина. Для неё все её слова (будь они хоть полным вымыслом) — абсолютная правда, поэтому каяться просто не в чем. Она не сделала ничего предосудительного — в чём же каяться? Что приятно, то истинно, что истинно, то справедливо. Женщина спокойна и греха за собой не знает.

По этой же причине в мужчине гораздо проще, чем в женщине, взрастить комплекс вменённой общемужской вины (см. одноимённую главу в книге). Или просто завиноватить мужчину, «доказав» ему, что он по гроб жизни обязан женщине, которая милостиво согласилась быть с таким чудовищем. С женщиной такая штука не пройдёт — завиноватить женщину невозможно, причины описаны выше. Даже если она из страха потерять мужчину признается, что виновата, в душе таковой себя считать не будет, а на мужчину затаит обиду. Позже, когда любовный угар сойдёт, женщина в красках напомнит мужчине, как он обвинял её, чистую голубку, во всех смертных грехах. Оскорблял её своим недоверием.

Причина подобного восприятия справедливости и закона кроются в биологическом предназначении мужчины и женщины и тех ролях, которые они выполняли на протяжении тысяч лет. О роли мужчины мы поговорим в главе «Мужчина и цивилизация». Здесь же я скажу кратко. Сфера деятельности мужчины — внешний мир и общество в целом, где мужчина осуществляет стратегическое планирование и руководство. С внешним миром понятно — он объективен и требует абсолютной объективности и ответственности при обращении с ним. Кроме того, он предельно опасен и любую ошибку жестоко карает. Если ты не рассчитал чего–то и тебя съел хищник или убили враги, то виноват только ты сам, поскольку расчёты твои. Если ты повёл свой народ, племя, семью, клан на новые земли, но не разобрался, смогут ли пастбища прокормить скот, то скот сдохнет от голода, а вслед за ним и твой народ (племя, семья, клан). И виноват в этом будет не сосед, не брат, не сват, а только ты. Спихнуть вину не удастся. Именно поэтому мужчина исходит из критериев объективности, практики и не может позволить себе вилять «относительностью истины». Истина дискретна и реальна — либо ты объективно прав и выжил, либо объективно неправ и погиб вместе со своим родом.

То же самое касается другой задачи мужчин — стратегического руководства обществом. Дабы не ввергнуть социум в хаос, не допустить распрей, насилия внутри него, управление должно подчиняться некоему универсальному порядку, обязательному для всех, невзирая на лица. Если вожак начнёт за одни и те же проступки миловать тех, кто ему нравится, и карать тех, кто не нравится, то это быстро приведёт к тому, что «любимчики» перестанут бояться кары и начнут бесчинствовать, а «нелюбимчики» затаят злобу и однажды решат мстить. Такое положение дел ослабит народ, а власть вожака скоро закончится вместе с его жизнью. Опять получается, что мужчина не может, просто не имеет права выйти из рамок абсолютной справедливости.

Я уж не говорю о мужчинах–пассионариях, учёных, первооткрывателях, для которых поиск научной (объективной) истины стал смыслом жизни («Платон мне друг, но истина дороже»).

Некоторые мужчины не боялись потерять жизнь, отстаивая научную истину (начиная с Сократа и заканчивая Вавиловым).

С другой стороны, область основной деятельности женщины — дом и сообщество таких же женщин. Что важно женщине? Мы уже говорили об этом. Во–первых — самое главное — приспособиться к условиям так, чтобы было максимально комфортно здесь и сейчас. Во–вторых (и это следует из первого) — создать вокруг себя бесконфликтную (т. е. опять же приятную, комфортную) среду. Иными словами, если Машка считает, что белое — это чёрное, то и чёрт с нею, пусть считает. Скажу, что у каждого своя правда, лишь бы не было скандала. Машка мне подруга, и это дороже любой истины.

Полагаю, что в социумах, где женщины действовали во внешнем мире, например, у скифов, примат абсолютной справедливости и объективности в какой–то степени вырабатывался и у женщин. Кроме того, я встречал женщин, которые как раз мыслят категориями объективной реальности и справедливости. Но их доля среди знакомых мне дам не превышает двух–трёх процентов.

О том, почему сейчас мужчины мыслят и ведут себя по–женски, мы поговорим в следующих главах.

3.12. Взаимодействие мужчины и женщины с обществом

Женщины, по сравнению с мужчинами, в большей степени подвержены влиянию общества и более конформны. Объясняется это очень просто. Во–первых, приспосабливаться к окружающей среде, в том числе и обществу, необходимо для создания наиболее благоприятных условий здесь и сейчас для себя и детей. Любые разногласия с обществом чреваты проблемами, а они женщине не нужны — у неё задача не переделать социум, а создать себе и потомству максимальный комфорт в краткосрочной перспективе. Если что–то не соответствует мировоззрению женщины, она скорее смирится с этим или даже изменит свою точку зрения. Так проще наладить бесконфликтное взаимодействие с окружающей средой. Особенно это важно тогда, когда условия враждебные и быстро меняются. Допустим, мужчины из другого общества убили всех мужчин данного социума и увели женщин к себе. Если бы женщины были ригидны в своём мировоззрении и поведении, если бы они принялись сопротивляться, то были бы убиты, а их биологическая функция не реализовалась бы. Природа не могла допустить такого и сделала женщину существом с очень высокой социальной приспособляемостью. Меняются общественные тенденции, будь то религия, светская жизнь, мораль или право — тут же меняется женское мировоззрение. Женщина примет то, чем живёт общество, чтобы через некоторое время в случае нужды поменять это на что–то другое. «Баба что мешок, что положишь, то и несёт», говорит пословица. Женщины легко поддаются давлению общественного мнения, а также советам подруг, журналов. Даже вымышленному жизненному опыту вымышленных героинь из современных сериалов. Конформностью также объясняется философия женщин, заключенная во фразе «каждый прав по–своему». Так говорят друг другу спорящие женщины, если хотят прекратить спор. Их не волнует реальное положение дел. Им проще косвенно признать то, что целью спора был сам спор, а не попытка убедить оппонента или найти объективную истину.