Нужно обязательно сказать кому-нибудь о противоядии. Кому-нибудь…

Держась одной рукой за стену, а другой — запахивая на себе плащ, Селена проковыляла мимо столовой. Каждый шаг казался ей вечностью. Никто ее не остановил. Никто даже не взглянул в ее сторону.

Она знала, куда идет. Эта дверь тоже была здесь, дальше по коридору. Только бы добраться до этой двери. Там она будет в безопасности. По-прежнему держась за стену, Селена считала двери, мимо которых проходила. Плащ зацепился за одну из дверных ручек и треснул по шву.

Но она все-таки добралась до нужной двери. Пальцы уже потеряли чувствительность. Распахнув дверь, Селена качнулась. Порог был слишком большим препятствием.

Яркий свет, странная мешанина из дерева, камня и бумаг… И знакомое, изумленное лицо, которое она узнала даже сквозь дымку.

На мгновение ее зрение вновь стало четким, и она увидела, что ее белое платье густо залито кровью. Руки тоже были все в крови. Потом перед ней вдруг всплыло обезумевшее от страха лицо Дависа и зияющая рана на его горле…

— Шаол… — простонала Селена.

Он уже бежал к ней Он громко выкрикивал ее имя. Ее колени подогнулись, и она упала. Последним, что видела Селена, были золотисто-карие глаза.

— Глориелла, — успела прошептать она и провалилась в темноту.

В жизни Шаола эта ночь была одной из самых длинных.

С каждой секундой, с каждой мучительной секундой он чувствовал, что случилось непоправимое. Селена лежала на полу. Платье, густо залитое кровью, не позволяло определить, где именно находится ее рана. Дурацкие кружева и оборки мешали рассмотреть место кровотечения.

Он ее потерял. Окончательно и бесповоротно. Других мыслей в голове Шаола не было. Наверное, он никогда еще не испытывал такой паники. Он не мог просто стоять и смотреть. Закрыв дверь на внутренний засов, Шаол достал охотничий нож и принялся разрезать платье.

Поначалу он оторопел. На теле Селены крови не было. Маленькая ранка на руке, и только. Стилет, с которым она отправилась на маскарад, был надежно упрятан в ножны. Значит, эта кровь… чужая? Еще через несколько минут Шаол достаточно успокоился, чтобы вспомнить слово, которое прошептала Селена, прежде чем потерять сознание.

Глориелла. Яд, временно парализующий жертву.

Мысли и действия Шаола приняли совсем иной оборот. Перво-наперво он позвал к себе Ресса — молодого смышленого гвардейца. Шаол приказал парню помалкивать об увиденном и отправляться за лекарями. Сам он завернул Селену в плащ и осторожно понес в ее покои. Вскоре туда явились двое лекарей и принесли противоядие. Даже в бессознательном состоянии Селена не желала открывать рот, и Шаолу пришлось держать ее за руки и за ноги, пока один лекарь разжимал ей зубы, а другой вливал противоядие. Потом несколько часов подряд Селену рвало, и Шаол подставлял ей ведро и откидывал волосы. На Фалипу и других слуг, пытавшихся узнать, что случилось, он рычал, требуя убраться.

Когда Селена заснула, Шаол сел рядом. Ресса и еще нескольких надежных гвардейцев он послал в город, приказав не возвращаться без ответа. Вернувшись, они рассказали о страшном убийстве, происшедшем в доме одного богатого дельца. Хозяин дома был убит собственным отравленным кинжалом. Убийце удалось скрыться. Во всей этой истории было много неясного. Капитана радовало только одно: то, что Давис мертв. Если бы делец остался жив, Шаолу пришлось бы доканчивать начатое Селеной.

Селена проснулась.

Сухость во рту, раскалывающаяся от боли голова. Но она снова могла двигаться. Шевелить пальцами рук и ног. Нос чувствовал запах простыней. Значит, она в своей постели, у себя в спальне. В безопасности.

Глаза открывались с трудом. Мешали набрякшие веки. Очертания предметов еще оставались размытыми. В животе урчало, но глориелла покинула ее тело. Селена повернулась влево, как будто еще во сне знала, где он.

Шаол спал сидя. Он вытянул ноги. Голова запрокинулась, обнажая расстегнутый воротник мундира и сильную шею. Сквозь шторы пробивался неяркий солнечный свет. Наверное, сейчас было утро.

— Шаол… — позвала Селена.

Он мгновенно проснулся и наклонился к ней. Пальцы, обхватившие рукоятку меча, разжались.

— Проснулась, — глупо проговорил Шаол, явно сдерживая эмоции. — Как ты себя чувствуешь?

Селена огляделась. Кто-то смыл с нее кровь и переодел в ночную сорочку. Ее голова поворачивалась с трудом и сразу закружилась.

— Скверно я себя чувствую.

Шаол обхватил голову, уперев локти в колени:

— Прежде всего я хочу знать: ты убила Дависа, потому что влезла к нему в кабинет, а он тебя там застал и ранил отравленным кинжалом?

Золотисто-карие глаза капитана смотрели довольно сердито.

У Селены снова противно заурчало в животе. Она молча кивнула.

— Прекрасно, — сказал Шаол и встал.

— Ты сообщишь королю?

Шаол подошел к краю постели.

— Нет, — едва сдерживаясь, ответил он. — Я не стану оспаривать твое умение шпионить и при этом не попадаться. Мои люди будут держать язык за зубами. Но если ты еще раз устроишь нечто подобное, я брошу тебя в тюрьму.

— За убийство Дависа?

— За то, что ты меня насмерть перепугала!

Шаол запустил пальцы в волосы, походил взад-вперед, потом резко повернулся к Селене:

— Знаешь, как ты вчера выглядела, когда появилась у меня?

— Наверное, очень… жутко.

— Если бы я не сжег твое платье, я бы показал.

— Ты сжег мое платье?

Он развел руками:

— А ты хотела, чтобы я выставил улики на всеобщее обозрение?

— У тебя могли быть неприятности из-за того, что ты меня… покрываешь.

— Если дойдет до неприятностей, я с этим разберусь.

— Что? Ты разберешься?

Шаол уперся руками в перину и прорычал:

— Да! Разберусь!

Селена хотела проглотить слюну, но во рту у нее по-прежнему было сухо. За гневом Шаола скрывался страх, и она это почувствовала:

— Это я доставила тебе столько хлопот?

Он присел на краешек кровати:

— Тебя тошнило. Даже не тошнило, а рвало. Мы не знали, много ли глориеллы попало тебе в кровь. Лекари влили в тебя изрядную порцию противоядия. Ну и началось. Я несколько часов только и успевал подставлять тебе ведро.

— Я ничего не помню, — призналась Селена. — Я едва помню, как добралась до замка.

Шаол покачал головой и вперился в стену. У него под глазами чернели круги. На подбородке пробивалась щетина, а во всем теле ощущалась неимоверная усталость. Должно быть, он задремал незадолго до ее пробуждения.