А вот в Пуще-Водице все было гораздо скромнее. И хата Анатолия Витальевича Говорова особой роскошью или помпезностью не отличалась – обыкновенный такой с виду двухэтажный особнячок, записанный к тому же на имя супруги. Не подкопаешься. И не явишься к антитеррористу с ордером на обыск.

Операция, которую возглавил Мазур, настояв, несмотря на сопротивление Малышевского, на личном участии в ней (дескать, хочется косточки размять), так вот эта операция была насквозь незаконной, потому как запроси они ордер на арест, хай поднялся бы до небес. Началось бы долгое и нудное расследование, и то не сразу – ведь нельзя на основании одной только фотографии арестовать человека! Да и тот, кто поручил Говорову организовать нападение на «Русалку», наверняка узнал бы о засветке главного антитеррориста и предпринял шаги…

Это была первая – бюрократическая – причина того, почему поздним киевским вечерком Мазур в обществе четырех бойцов в масках направлялся к дому, где обитал Говоров. Как и его люди, адмирал был облачен в черное, и хотя оружием не был обвешан, но все же вооружен хитрым пистолетом и ножом десантника на поясе.

Установка была на отказ от шумной пальбы, кидания гранат и прочих киношных трюков: в доме обитала супружница Анатолия Витальевича, двое его отпрысков и куча прислуги, зачем нам жмурики? Но стволами с глушителями все-таки вооружиться пришлось: Говоров, как было известно, – заядлый собачник, мало ли какая лающая тварь ждет незваных гостей у его хаты…

К чести информаторов, не обещавших особых сложностей при взятии первого барьера, группа беспрепятственно проникла на внутреннюю территорию квартала. Боец в черной маске, тот, что был чуть-чуть выше ростом по сравнению с остальными, по имени Михась, снял с небольшой вышки охранника поселка – из духового пистолета, стреляющего стрелками с транквилизатором, не убьешь даже хилого подростка, но приход гарантирован вплоть до полной отключки на два-три часа, в зависимости от массы тела клиента. Второй такой пистолет имелся в распоряжении Мазура.

После чего проникнуть на участок Говорова оказалось делом и вовсе плевым. Двор перед особнячком менее всего напоминал жилище служаки из СБУ или, скажем, ФСБ – все равно как называть. Тут и там – сладкие запахи цветов, журчание обложенных камушками ручейков, альпийские горки и миниатюрные прудики с кувшинками… Скорее всего, творение женской фантазии.

На этой половине участка бойцы разделились: двое двинулись направо, в сторону гаражей и собачьей будки. Двое других плюс Мазур – налево, в сторону черного хода и подсобок. Здесь уж чувствовалась мужская рука. Видимо, супруга отвоевала себе территорию перед фасадом, а глава семьи удовлетворился задворками. Обычное дело…

Уже совсем стемнело. Вскоре обе группы перестали видеть и слышать друг друга. Бойцы действовали слаженно и без суеты, даже придирчивого Мазура вполне устраивала их организованная, слаженная работа. Первая пара отправилась прикрывать пути к отступлению. Группа Мазура должна была, во-первых, нейтрализовать гражданский персонал, во-вторых, обезвредить еще одного охранника, или «денщика», дежурившего каждую ночь у черного хода, который вел прямо на половину Говорова, и, в-третьих, отвлекающим маневром увести с места событий родственников, если окажется, что семейка Говоровых именно сегодня вздумала собраться в одном месте. Скажем, перед телевизором.

Коротким взмахом руки Мазур отправил одного из бойцов к маленькому одноэтажному коттеджу (по имеющейся информации там обитала прислуга: кухарка, горничные и шофер), и боец, пригнувшись, направился в указанном направлении. На боку у него висела граната с нервнопаралитическим газом – более чем убедительный аргумент, применять который, впрочем никто не собирался без крайней необходимости.

Вымощенная гладким булыжником дорожка вела в сторону дома; по этой тропке Мазур направил второго бойца. Сам двинулся в обход, по лужайке, под деревьями. Встретиться должны были у черного хода. Боец молча кивнул и растворился в темноте.

Прикинув расстояние до дома, Мазур, неслышно ступая по коротко подстриженной траве, направился к нему не по прямой, а по касательной. Огибая садовническую подсобку, освещенную изнутри тускло мерцающим светом телевизора, прошел рядом с двумя молодыми соснами с натянутой между ними бельевой веревкой, на которой колыхались развешенные тряпки. Мазур занес было ногу для следующего шага, как вдруг порыв ветра сорвал с веревки полотенце, и бросил в лицо варяга. Мазур чуть было не рассмеялся – до чего нелепая ситуация, – сорвал слегка влажное полотенце, но не успел бросить его, как намеревался, на землю… И чертыхнулся!

Из дверей подсобки выскочил мужичок в спецовке на тощем теле и кепке на голове. Кажется, садовник. В дрожащих руках зажата газета. Судя по всему, среагировал на тень за окном: наверняка решил, что кто-то посягнул на цветы в его оранжерее. Даже беглого осмотра достаточно, чтобы уяснить: всамделишный садовник, не боец. Вот-вот заорет от страха, бедняга! Мазур накрыл пистолет, заряженный усыпляющими дротиками, белым полотенцем и прижал указательный палец к губам в жесте молчания. Как только мужик немного успокоился, Мазур сунул свободную руку под полотенце и выстрелил. Стрелка попала садовнику в шею, и он осел на землю.

Дьявольщина! А вот уже хуже. Гораздо хуже. Комитет по торжественной встрече не ограничился одним садовником. По темной траве к Мазуру катился комок напряженных мускулов. Это был белый бультерьер с мощной грудью, вытянутой конусообразной мордой, короткими кривыми ножками и тонким крысиным хвостиком. Несмотря на небольшие размеры, он представлял собой более чем реальную угрозу. Во-первых, клыки дай бог каждому. Во вторых, скорость реакции и дальность прыжка – добро пожаловать в Книгу рекордов Гиннесса. Недаром сердобольные англичане, славящиеся своей любовью к животным, приравняли эту породу к одному из самых опасных видов оружия.

Самым паршивым было то, что перезарядить «дротикомет» Мазур просто не успевал. Он бросил ствол в подбежавшую зверюгу и, как всегда, попал, однако это совершенно не подействовало на ее воображение. Судя по пылающим ненавистью, как у собаки Баскервилей, глазкам, бультерьер жаждал крови, а к компромиссам был неспособен по определению. Брошенному вслед за пистолетом полотенцу уродец уделил еще меньше внимания.

Бультерьер, тихо, но убедительно рыча, оскалил пасть и приготовился к прыжку. Человек и зверь застыли в угрожающих позах. Мазур печенкой чувствовал, что достаточно малейшего с его стороны намека на движение, чтобы эта боевая единица взмыла в воздух и впилась в него с использованием всего арсенала не менее острых, чем у пираньи, зубов.

«Очень подозрительно ваше поведение», – говорили глаза бультерьера. Мазур изучал кинологию, правда, весьма поверхностно, но ему было известно, как рассуждают в таких ситуациях собаки. Представьте себе, они тоже умеют это делать, и ничуть не хуже двуногих. Вгляд узеньких поросячьих глазок, казалось, переместился на руки человека.

Мазуру хватило секунды форы. Он успел просчитать траекторию полета, вернее, ее нарисовало в уме его воображение. Бультерьер прыгнул с места, неожиданно, молча, без объявления войны. Он так и не сумел догадаться, что черный человек замыслил подвох.