– Вы кто?

– Я за деньгами, – сказал Лэм.

Разумно было предположить, что у Катинского были долги и что рано или поздно к нему явились бы кредиторы.

Катинский задумчиво кивнул. Лысый – почти лысый, если не считать венчика седых волос, посеребривших уши, – он выглядел человеком, который бережет силы и не дает выхода эмоциям; такой же, как на видеозаписи восемнадцатилетней давности, снятой из-за двухстороннего зеркала в одном из номеров люкс Риджентс-Парка. Шутка. Допросные находились в подвалах, где проводили самые серьезные проверки, из тех, которые впоследствии можно было отрицать. За прошедшие годы Катинский как-то усох, будто сел на жесткую диету, не озаботившись обновить гардероб. Кожа туго обтягивала кости черепа, но казалось, обвисает в других местах. Покивав, он сказал:

– От Джамала или от Деметрио?

Лэм мысленно подкинул монетку и сказал:

– От Деметрио.

– Понятно. Передай этому паршивому греку: хер ему, а не деньги. Мы же договорились, первого числа.

Лэм нашел сигареты.

– Про хер я бы не упоминал. – Он переступил порог комнаты, ногой подтянул себе стул, наклонил, освободив его от груза шляпы, перчаток и старых номеров «Гардиан», уселся, расстегнул пуговицы плаща и начал искать зажигалку. – Ну что, много таких, кто ведется на эту твою академию?

– Тебе еще и поговорить хочется?

– Надо потянуть время, а то Деметрио не поверит, что мы досконально обсудили все тонкости финансовых аспектов.

– А он где?

– В машине. Строго между нами, деньги подождут до первого числа. – Лэм нашел зажигалку, прикурил. – Ты в сегодняшнем списке не значишься. Мы просто мимо проезжали.

Он сам удивился, как легко к нему вернулась способность на ходу сочинять достоверную легенду. Минут через десять Катинский выложит ему все перипетии своей нынешней жизни, как еду навынос. И как только Лэм ее распробует, то перейдет к основательной дегустации.

Допрос Катинского проводили без особого усердия. Катинский был мелкой рыбешкой; после распада Советского Союза на Запад хлынул поток разведслужащих, отчаянно стремившихся обменять обрывки расхожей, малозначащей информации на твердую валюту. Среди них не было первоклассных агентов, но проверять приходилось всех; кого-то принимали, а кого-то даже отправляли назад, демонстрируя тем самым, что на дармовщинку здесь не прокатишься.

Счастливчики, которым позволили остаться, получали на руки небольшое единовременное пособие и паспорт, который требовалось продлевать каждые три года, что помогало держать их в страхе. Как заметил наставник Лэма, Чарльз Партнер, хорошо иметь в своем распоряжении бросовых русских агентов, про запас. В конце концов, никто не знает ни как завертится колесо истории, ни когда именно мир вернется на круги своя. О том, что означает «на круги своя», никто не спрашивал. Холодная война была в порядке вещей.

В общем, Катинский был одним из счастливчиков. Оно и видно: бывший мелкий служащий сейчас возглавлял «академию»… Ему хорошо за шестьдесят, подумал Лэм. Руки подергивались под всевозможными рукавами: поношенный твидовый пиджак, дырявый серый свитер, обтрепанная белая рубаха без воротничка. Было в нем что-то не совсем правильное, даже если не брать в расчет одежду из секонд-хенда, замызганные стены и обреченный вид. Что-то не совсем правильное; как промежуток между сроком годности и тем моментом, когда молоко действительно скисает.

– У нас большой наплыв, – сказал Катинский, отвечая на вопрос Лэма об академии. – Приходит много запросов. По интернету. От иностранных студентов. Просто удивительно.

– Просто удивительно, как мало меня это интересует. А кто такие мы?

– Мы – это соотносительная форма множественного числа. – Катинский скупо улыбнулся, показав серые зубы. – Сейчас на очное отделение прием закончен, свободных мест нет, но мы предлагаем и другие виды обучения. Например, заочное и дистанционное.

Лэм провел большим пальцем по стопке плотной бумаги на ближайшей полке и взял верхний лист. Диплом: «Дополнительное специальное образование по» и три пустые строки ниже. «Профессиональная сертификация» – значилось на логотипе-розетке, без указания того, кто, как и что именно сертифицирует.

– Да, попадаются недовольные, как же без этого, – признался Катинский. – Но надо иметь в виду, кто жалуется. Приходит вон письмо от какого-то тупого ублюдка, который не может без ошибки написать слово «ублюдок». И я должен из-за этого расстраиваться?

– Так ведь учить ублюдков правописанию – твоя прямая обязанность, – напомнил Лэм.

– Главное, чтобы они умели подписывать чеки, – сказал Катинский. – Кстати, там Деметрио, наверное, заждался.

– Нет, он читает газету. Ковыряет в носу. Ты же знаешь, какой он.

– Ну, тебе лучше знать.

– Верно.

– Гм, очень странно, потому что Деметрио я сам и выдумал. Ты еще не наигрался в эти игры, Джексон Лэм? Когда наиграешься, будь так добр, объясни, что тебе от меня нужно.

Ранним утром, под бледно-голубым небом, перечеркнутым инверсионными следами самолетов, Ширли Дандер осваивала первозданный сельский ландшафт: овцы, поля и вездесущий запах навоза. Там и сям виднелись дома вдоль дорог; перед одним разгуливал павлин. Ни фига себе! Ширли вытаращила глаза, а павлин чинно прошествовал через дорогу и обошел живую изгородь. Куры – понятное дело, но павлин? Не жизнь, а фильм Ричарда Кертиса[13].

Ничто из вышеперечисленного не ускоряло ее продвижения, но, во всяком случае, она знала, куда направляется. Мистер Эл, как прозвал лысого типа Джексон Лэм, сошел с опоздавшего вустерского поезда в Моретон-ин-Марше, который оказался довольно большим городом. На его главной улице было много интересных магазинчиков, куда Ширли с удовольствием заглянула бы. Правда, рано утром, в начале восьмого, все они были еще закрыты. А Ширли всю ночь не спала.

Близ железнодорожной станции располагались парковка и стоянка такси, которая сейчас пустовала. Ширли уселась под навесом, а вокруг началась утренняя суета: тех, кто работал в Лондоне, на станцию доставляли внедорожники, за рулем которых сидели слегка запыхавшиеся супруги в спортивных костюмах; те, кто посмелее, приезжали на велосипедах и либо оставляли их под замком на велосипедной стоянке, либо складывали в сложные геометрические конструкции. Некоторые бедолаги приходили на своих двоих. Тут Ширли заметила, что из подъехавшего такси вышла величавая блондинка, улыбнулась, расплатилась, оставила на чай, снова улыбнулась и ушла. Ширли так проворно скользнула на заднее сиденье, что водитель не сразу ее заметил.

– Что, упустила поезд?