Наконец, он добрался туда, где Окба, как нам рисуют его предания, направил своего коня в море, и давняя мечта арабского вождя стала исполнимой.

Тридцатого апреля 711 г. некий граф Юлиан принимал в качестве гостей в своем замке, развалины которого можно до сих пор видеть в окрестностях Альгесираса, тех, кто собирался покорить Испанию.

Этот человек – достаточно загадочный персонаж; по поводу его происхождения и личности выдвинуто множество гипотез. Был ли он одним из высших сановников королевства вестготов? Или, может быть, берберским вождем племени гумара, как утверждает историк Кодера? Арабские хроники называют его именем Юлиан. Мы даже не уверены в точности этого патронима, поскольку тот же Кодера старается доказать, что его звали Урбан или Олбан.

«Кажется, что проще и разумнее всего, – пишет Леви-Провансаль, – отождествить его с экзархом византийского населенного пункта Септем (Сеуту), который после окончательного разгрома Карфагена в 698 г. еще несколько лет оставался последним владением константинопольского императора».

Карта 4

Южная оконечность Испании

Этот человек убедил арабов вторгнуться в Испанию, куда он обещал их пропустить, безусловно, потому что Юлиан, присоединившийся к делу сыновей Витицы,[143] питал непримиримую ненависть к Родериху, новому королю готов, отнявшему у них престол. Для мусульман он явился орудием благосклонной судьбы, но другие, более веские обстоятельства обеспечили арабам хорошие виды на будущее. Менталитет вестготов, которые занимали полуостров с V в., изменился. Продолжительный период мира ослабил их мужество и лишил их привычки воевать с внешними врагами. Готы утратили тот дух северных воинов, который переполнял их при звуке воинственного клича. Смягчившись, несомненно, под влиянием христианства, они забыли, как некогда пьянила их кровь и разрушение. Их военная доблесть померкла до такой степени, что честь и безопасность стали им одинаково безразличны. Теперь они никогда не прислушивались к зову родины в минуту опасности. Впрочем, как могли ответить на него они, угнетаемые магнатами и сбитые с толку страхом перед гражданскими войнами, не сулившими им никакой выгоды?

Утратив национальную гордость, военное мужество, они стали беспомощной жертвой энтузиазма арабов. Это моральное различие между двумя главными враждебными силами не оставляет никакого сомнения по поводу исхода предстоящей борьбы. Тем более что власть короля Испании расшатывала влиятельная клика оппозиционно настроенных сеньоров Витица, прежний государь, изнемог под нажимом двойственной коалиции духовенства и знати. В 709 г. его место на троне занял Родерих, и, против всех ожиданий, разразилась беспощадная война между его сторонниками и приверженцами сыновей Витицы, которых поддерживал и таинственный граф Юлиан. Нет сомнения в том, что этот последний, желая усилить эту оппозицию, начал искать союза с арабами. В противном же случае, если следовать традиционной мусульманской версии, причины его вмешательства окажутся романтическими. Вся испано-христианская литературы усвоила эту легенду, которую нам следует воспринимать с величайшим недоверием.

Рассказы на этот сюжет многочисленны; в нашем изложении мы можем следовать Фернандесу Гуэрре, или Пидалю Менендесу, или еще некоторым поэмам романсеро. Эти повествования, обычно очень поздние, сообщают читателю почти одну и ту же историю.

У графа Юлиана была дочь, которую, как полагают, звали Флоринда, или, если следовать двум хроникам 1344 и 1430 гг., Алакаба, то есть Каба. Происхождение этого позорного прозвища никак не объясняется, а по-арабски «кава» означает «проститутка». Согласно обычаю, Флоринда была отправлена ко двору в Толедо, чтобы получить там образование, приличествующее ее положению. Тогда, по воле злого рока, Родерих увидел, как она купалась в Таге. Восхищенный король потребовал ее благосклонности, надо полагать, весьма грубо, потому что молодая девушка, отнюдь не почувствовав себя польщенной, была оскорблена.

Узнав об этом, Юлиан привез Флоринду обратно в Сеуту и стал вынашивать план мести.

Очень скоро Родерих, забывший об этом, очевидно, заурядном инциденте, попросил у графа ястребов и соколов для охоты на лань. «Скажи своему господину, – передал в ответ Юлиан, – что я пришлю ему такую хищную птицу, какой он никогда не видел».

На самом деле, он принял свое решение. Согласно арабским хроникам, он тогда предпринял долгое путешествие в Ифрикию, чтобы встретиться с Мусой ибн Нусайром, которого он убедил в легкости и своевременности возможного завоевания Испании. Поманив его колоссальными прибылями, он обещал ему ощутимую помощь в случае, если он решится на переправу через море. Воодушевление Окбы после его победоносного рейда к берегу океана, того Окбы, который вскричал, посылая своего коня прямо в пучину волн: «Бог Мухаммеда! Если волны не остановят меня, я донесу славу твоего имени далеко за пределы этого мира», не могло остаться без награды.

Тем не менее арабы еще колебались. При прошлых попытках высадки они потерпели два поражения на море, будучи менее опытными мореплавателями, чем готы. Первая экспедиция стоила им семидесяти двух судов и немалого количества людей. В 709 г. последовала другая попытка, оказавшаяся столь же безуспешной. Поэтому-то халиф Дамаска с чрезвычайной осторожностью посоветовал Мусе не доверять предателям и направил ему это рассудительное послание: «Пошли малочисленные отряды разведать силы Испании, но остерегайся подвергать правоверных неизвестным опасностям».

Это сдержанные слова развязали самое головокружительное завоевание арабского мира. Для того чтобы захватить весь полуостров, оказалось достаточно одного великого года. Во время рамадана 91 г. по Хиджре триста человек пехотинцев и сто всадников под командованием бербера Тарифа ибн Маллука сели на четыре судна, принадлежавшие графу Юлиану. Они преодолели Геркулесовы столпы, чтобы высадиться в месте, где впоследствии мавры построили Тарифу, названную так в память о Тарифе. И с этого плацдарма маленькое войско, захватившее прибрежную полосу, в течение нескольких недель отправлялось в успешные набеги. Тариф вернулся в Танжер с лодками, полными соблазнительных пленниц, золота и добычи, чтобы принести Мусе эти образчики испанских богатств. И арабские хроники приписывают прорицателям следующие слова: «Аллах велик, и Мухаммед, его пророк, избрал тебя, о Муса, чтобы принести священную войну в Испанию и обратить неверных». Таким образом, отпали последние сомнения Мусы ибн Нусайра, и он отдал приказ о начале собственно экспедиции. Руководил ею наместник Танжера Тарик ибн Зийяд, вольноотпущенник Мусы. Кое-кто называет его бербером, но некоторые историки называют его персом. В ходе этой операции граф Юлиан помогал в качестве политического советника. Зафрахтованный маленький флот сновал с одного берега на другой и высаживал мусульманские войска, которые сразу же закрепились на склоне горы Калпе, будущего Гибралтара, название которого является английским искажением арабского Джебель аль-Тарик, «гора Тарика». Момент был в высшей степени благоприятным для того, чтобы это предприятие увенчалось успехом: Родерих был занят на севере своего королевства. Арабские войска были не особенно крупными, хотя мы вправе подозревать мусульманских хронистов в произвольном приуменьшении их численности.