Журналист поставил в известность начальника первого отдела Оконоги, что напишет об этом. Тот раздул огонь. Просил ни в коем случае не делать этого. Ведь еще неизвестно, кто преступник. Если напишут в газете, он может сбежать. Есть также вероятность самоубийства. Возьмет Накао в таком случае ответственность на себя?

Глава департамента Ивамура просил немного подождать с публикацией. Он намекнул, что после того, как преступник будет найден и задержан, Накао получит действительно сенсационную информацию. Журналист колебался. То, что материал в газете до обнаружения преступника будет еще большей сенсацией, не вызывало сомнений. И не было гарантии, что договоренности, которыми они обменялись при закрытых дверях с Ивамурой, будут выполнены. Да и вообще, вызывал сомнение даже сам факт наличия самих договоренностей. Накао решил писать. Кроме того, у него было оправдание. Если б это дело продолжали держать в секрете, была опасность того, что появится и девятая, и десятая жертва.

«Маньяк, насилующий девочек». Сенсационный материал под таким названием красовался почти на самом верху раздела местных новостей. Накао удостоился денежного вознаграждения и полных ненависти взглядов коллег из других изданий. Однако…

Реакция первого отдела на статью, напечатанную несмотря на возражения, была еще более негативной, чем ожидал Накао.

И до сих пор отношения не восстановлены. Ни один следователь не принимал его. В ночное дежурство с ним общались только Ивамура и старший следователь по особо важным делам Сики. Но и они не отвечали ни на какие вопросы, касающиеся маньяка. Поэтому Накао абсолютно ничего не знал о том, как продвигается расследование. В тот момент, когда он написал свой сенсационный материал, ему, единственному из нескольких десятков журналистов, стала недоступна какая-либо информация об этом деле.

Радость от того, что удалось заполучить такую сенсацию, в одно мгновение улетучилась, а вот беспокойство нарастало. Расследование наверняка продвинулось. Остальные репортеры тоже гоняются за маньяком. Должно быть, досада от того, что Накао опередил их, подтолкнула коллег к неистовым поискам новостей. Если так пойдет и дальше, на этот раз кто-нибудь обгонит его. Из-за страха и беспокойства последние две недели Накао ни на минуту не мог расслабиться.

Но теперь в его голове созревала еще большая сенсация, благодаря которой от беспокойства не останется и следа. И если вдруг в истории с маньяком кто-то из коллег обойдет его, он сможет ответить еще более сильным ударом…

Накао сделал небольшой вдох.

— Похоже, в прокуратуре очень рассержены.

Веки Ивамуры слегка дрогнули.

— Ты о чем?

— О деле Кадзи Соитиро. Рассказ о том, что он бродил в поисках места, чтобы умереть, похоже, не убедил прокуратуру.

Веки Ивамуры снова дрогнули.

— В первый раз слышу.

— Но…

— Слушай, Накао-кун… — перебил его Ивамура. — Оставь Кадзи в покое.

— Не могу. Инспектор Кадзи ведь ездил в Токио?

Ивамура молчал.

— С какой целью? — Накао подался вперед. — Полицейское управление выяснило, с какой целью. Но обнародовать эту информацию нельзя. Поэтому оно отправило в прокуратуру фальшивый протокол признания. Так?

— Не знаю. — Ивамура посмотрел на Накао пронизывающим взглядом. — А теперь давай я задам тебе вопрос. Если информацию нельзя обнародовать, о чем это говорит?

Накао не думал об этом. Нет, после того как всплыли «два дня неизвестности», он пытался размышлять на эту тему, но ничего конкретного в голову ему так и не пришло.

— Я не знаю. Но, раз полиция скрывает, значит, имел место какой-то дурной поступок. Так я считаю.

— Мы ничего не скрываем.

— Тогда почему прокуратура злится?

Некоторое время Ивамура молчал.

— Ты думаешь, Кадзи Соитиро способен совершить дурной поступок, о котором не должны узнать люди?

В памяти всплыла мягкая улыбка инспектора.

— …Я не знаю.

— Точно нет. Он убил жену и мог думать только о том, чтобы умереть. И сейчас у него те же чувства.

— Но Кадзи Соитиро…

«Он не стал умирать и пришел с повинной». Накао проглотил слова, которые вот-вот должны были вырваться.

Во взгляде Имамуры было что-то не то. Глаза полны гнева — и вместе с тем глубокой печали.

Накао испугался и растерялся. Ивамура говорит так не потому, что хочет защитить полицию. Он знает, зачем Кадзи ездил в Токио. И также знает, что тот не сделал ничего плохого.

Нет… Тогда совершенно непонятно. Если это не дурной поступок, то, наверное, нет необходимости врать прокуратуре?

— Господин Ивамура…

Когда сбитый с толку Накао начал говорить, на столе зазвонил телефон. Извинившись, Ивамура поднялся.

Это был подходящий момент, чтобы привести мысли в порядок. Почему? Зная, что ничего дурного не было, зачем они бросили прокуратуре ложные показания?

Вдруг Накао осенило.

Он кое-что вспомнил. Кадзи молчал про «два дня неизвестности». Накао читал об этом. То, для чего он ездил в Токио, в глазах людей, может, и не выглядело чем-то плохим, но сам Кадзи хотел это скрыть. Неужели дело в этом? Но тогда получается, что Ивамура — хотя и не в такой степени, как глава административного департамента полиции Иё, думающий только о своем самосохранении, но все же — ради сохранения секрета Кадзи идет на серьезную конфронтацию с прокуратурой.

Не может такого быть. Накао был уверен в этом.

До него донесся тихий голос Ивамуры: «И что? Каковы результаты обследования?..»

Журналист украдкой смотрел на сидящего за столом полицейского, на лбу которого пролегли глубокие морщины. Он слышал разговоры о том, что внучка Ивамуры, только что поступившая в начальную школу, с непонятной тяжелой болезнью была госпитализирована в больницу медицинского университета.

Накао торопливо поднялся и, кивнув Ивамуре, собрался уходить. Вслед ему раздался голос:

— Накао-кун…

Обернувшись, он увидел направленный на него глубокий взгляд Ивамуры, держащего в руке трубку телефона.

— У нас свобода информации. Но не забывай: от того, что вы пишете, зависят жизни людей.

Накао молча вышел из кабинета.

Не убивай Кадзи Соитиро.

Он так понял слова Ивамуры.

В административном отделе на втором этаже перед ним предстали жутковатые лица сотрудников, начиная с начальника отдела Хисамото. На всех, вплоть до следователя Сасаоки, который не так давно бросал на него угрожающие взгляды, словно маски, были натянуты улыбки.

Накао сразу прошел в кабинет главы департамента.