Рука, державшая ручку, дрожала.

Кадзи ездил в Кабукитё.

Вот оно что. Вот почему полиция так настойчиво скрывает то, что Кадзи ездил в Токио.

Кабукитё… Когда человек из провинции слышит это название, первое, что приходит ему в голову, — это секс-индустрия. И тот факт, что полицейский, бросив тело задушенной им жены, отправляется в Кабукитё, переходит все границы.

Сики просил выяснить это. Получается, куда конкретно в Кабукитё и с какой целью ездил туда Кадзи, ему неизвестно. Полиция, испугавшись тени Кабукитё, отправила в прокуратуру протокол ложных показаний, где говорилось, что «он бродил по улицам в поисках места, чтобы умереть».

— Правда, когда я спросил об этом Мородзуми, он все отрицал. Сказал, что никакого звонка от Сики не было.

— Как?..

— Эту информацию я выведал в полицейском участке в Кабукитё.

— В полицейском участке… Они получили инструкцию от Мородзуми, да?

— Именно. В ближайшие дни попробую еще раз побеседовать с ним.

Мияути уже собрался закончить разговор, но Накао остановил его.

— Мияути-сан, об этом… никому больше не рассказали?

Он тут же пожалел, что сказал это. Ведь Мияути позвонил не в редакцию и не в пресс-центр, а лично на мобильный Накао.

— Будь спокоен. Я никому не говорил. Постарайся сделать из этого конфетку.

Несколько раз поблагодарив Мияути, Накао повесил трубку.

Ура!

Он хотел крикнуть это про себя, но получилось вслух.

Накао вышел из машины. Как же ему хотелось опять заявиться в кабинет Иё и сунуть ему в морду блокнот, где было написано «Кабукитё»!

Вернувшись в пресс-центр, Накао увидел, что на диване, стоящем в общей зоне для всех изданий, лежит Татара из «Кэнмин таймс». Спецкор, которому уже перевалило за сорок, что даже для местной газеты считалось довольно «поздним расцветом».

— О, Накао-тян[33], что-то случилось?

На секунду Накао напрягся, но Татара сонным голосом продолжал:

— Я пришел, а никого нет, поэтому подумал, может, убили кого…

— Сегодня вроде тихо по всей префектуре.

— Вот как… Тогда, с твоего позволения, я немного вздремну.

Татара тоже находился в довольно растерянном состоянии. Подобно тому как Накао из-за его сенсационного материала о маньяке возненавидели в первом отделе расследований, Татара, намекнувший в своей статье о том, что Кадзи ездил в Токио, тоже, должно быть, волновался, что потеряет возможность получать от полиции дополнительную информацию о деле Кадзи и от него отвернутся коллеги из других изданий. Не говоря уже о том, что в случае с Татарой, помимо того, что ему пришлось справляться со злобой, обрушившейся на него за «удар по полиции», сам его сенсационный материал был опровергнут органами правопорядка и повис в воздухе. Униженный и оскорбленный Татара…

Поэтому можно было понять его, когда он по-дружески окликнул Накао. Им обоим пришлось тяжело после того, как каждый из них выдал хороший материал. Это действительно так: вы можете недолюбливать друг друга, однако лишь тот, с кем ты на ножах, может понять твои истинные чувства. Такой вот парадокс журналистской работы. Это относится и к взаимному утешению двух отвергнутых, а если случится такое, что из-за публикации сенсационного материала вы окажетесь в тяжелом положении, происходит взаимное признание, и эмоции переполняют вас. Репортеры других изданий постоянно злословят о том, как свободно «Тоё» и «Таймс» бегают от одного следователя к другому. Тут ты невольно падаешь духом — и рассчитываешь, что соперник станет твоим «боевым товарищем» на короткое время.

Но установятся ли такие отношения, зависит от того, что у кого есть в запасе. Нет никого более жалкого и слабого, чем репортер без материала. Однако если ты хоть раз добыл хороший материал, у тебя прибавляется смелости, как будто ты прячешь пистолет в кармане…

Даже не пистолет, а пушку. Проскользнувший мимо дивана Накао чувствовал огромное превосходство перед Татарой.

В комнате «Тоё» был только Кодзима — он брал телефонное интервью у начальника отдела стимулирования продаж универмага. Из-за наступившей впервые за три года холодной зимы оживилась конкурентная борьба в торговле зимними товарами, типа зимней одежды и отопительных приборов. Накао поручил Кодзиме материал, подобный тому, который он часто готовил во время работы в местной газете. Разумеется, если до сегодняшнего позднего вечера сенсация Накао будет готова, то этот материал потеряет всякую значимость и его никто не заметит.

«В прокуратуру пойду я». Такую записку он положил перед Кодзимой, сделал короткий звонок и вышел из комнаты. Бросил взгляд на развалившегося на диване толстяка, покинул пресс-центр и через боковой выход вышел на улицу. Уже темнело; по щекам бил холодный ветер.

Прокуратура находилась на расстоянии примерно трех минут ходьбы. Как только Накао вышел на улицу Нисидоори, перед его глазами сразу же возникло потрепанное пятиэтажное здание со светящимися окнами.

В кабинете первого заместителя прокурора, расположенном на четвертом этаже, уже собрались репортеры из всех изданий. Ежедневно в 16.30 заместитель прокурора Кувасима, отвечающий за общение с прессой, давал короткую пресс-конференцию.

— Сегодня мы обратились в суд с ходатайством о заключении под стражу на десять суток обвиняемого Кадзи Соитиро, и оно было удовлетворено. И это, пожалуй, всё. Больше рассказать нечего.

Говоря это, Кувасима обводил взглядом свою аудиторию. В недовольном выражении его лица едва заметно сквозило высокомерие по отношению к молодым журналистам.

Несколько человек спросили про признательные показания Кадзи. Кувасима ответил, что ему еще не докладывали об этом, а потом безответственно добавил, что, наверное, они не узнают ничего нового по сравнению с тем, что они слышали в полиции.

Наблюдая за поведением Кувасимы из-за спин коллег-репортеров, Накао замечал в нем некоторую странность. Заместитель прокурора, как обычно, выглядел беспечно. Совсем не было ощущения, что он знает о дневном инциденте с прокурором Сасэ. То, что Кувасима притворяется, — это факт, но с какой целью он специально намекнул, что в отношении показаний Кадзи мнение и полиции, и прокуратуры совпадают? Разве последняя, решив, что составленный полицией протокол показаний — подделка, не объявила войну полицейскому управлению?

Журналисты один за другим покидали кабинет.

Накао шел последним и, рассчитав, когда девушка, шедшая перед ним, выйдет в коридор, разыграл небольшой спектакль. Он уронил на пол ручку и присел на корточки. Когда же, медленно подняв ее, выпрямился, шаги девушки уже были слышны в коридоре.