Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я слышал, — вступил в дебаты тот, что в зеленом, — у мастера переправы есть свой интерес. Значит, не так уж он всемогущ, хе-хе. — второй фронт открыть решил, сволочь? И лыбится еще, как водевильный злодей. Ну, держись!
Витто даже слово молвить не удалось. Я потом извинюсь, милый. Со всем пылом!
Но, на сегодня с меня хватит!
Коль старший шаман позволяет коллегам так себя вести, зная мои принципы, буду считать, что и мне все можно. Пленных нынче не берем, складировать негде.
— Если ты о проблеме Переправы, уважаемый, так это ваш интерес. Ваш и только ваш! — степняки, кажется, не поняли на что я намекаю. Степняки, но не Витто.
— Раз проблеме переправы вы знаете, то постарайтесь уяснить, — нашел он зазор в беседе, — не вернем подпитку артефакта в прежний режим, то о торговле и договариваться не стоит. — и умолк небрежно, давая осмыслить завуалированную угрозу.
На Лограха я норовила не смотреть, уж очень перед ним неловко. Он столько старался для нынешнего эпохального визита, а этот бурый кошак двумя фразами… Но, ушлый старший шаман — великий политик, терпел, давал нам довести игру до конца.
Правильно друже, лучше сейчас все акценты расставить и этих пришлых загнать в рамочки. И лучше нашими руками. Это, тем паче, правильно! Тебе с ними дальше жить, не нам.
А зеленый что, тоже в оппозиции? Или просто оппортунист? Покерфейс держит прям каменный, но с бурым переглядывается. Они как по одной форме отлиты, эти двое, хотя совершенно разные черты имеют. Только сейчас, когда пять шаманов перед глазами, я увидела в них нечто общее: затаенное страдание в глубоких носогубных складках и хмурости лба. Несладко, видно, с духами общаться. У Халаха эти горестные черты сглажены мудростью. Суровость Лограха обычно в глаза не бросается, наверно, потому, что живет наш шаман азартно и с надеждой, характер такой. Оптимистичный.
— На что ты намекаешь, маг? — ага, не вытерпел-таки зеленый затянувшейся паузы.
— Ты правильно сказал, степняк, я мастер Переправы, — о как, не шаман, не уважаемый, а просто степняк! — Торговли не будет, потому что не будет Переправы. Я перестану о ней заботится, только и всего. — Витто даже подпустил в голос недоумения, дескать, что же вы, батенька, такой не умный, — Если честно, этот вариант меня вполне бы устроил, — и пояснил вкрадчиво, — у меня будет больше времени на артефакторику, а у моей женщины будет больше времени для меня. — и в лицо мне заглядывает, мол, здорово я придумал. Помолчал секунды три и с неожиданным раздражением выдал, — Нина же для вас всех старается, потому что очень любит названого брата, но если вам не надо…
Он это серьезно?
В любом случае, нужно подыгрывать. Даже Ваен терпеливо подыгрывает своим молчанием, а уж для короны Переправа важнее важного на данный момент.
— Мы без вас, безусловно, проживем. Будет сложнее, но проживем, — и косу потеребила, как бы в раздумьях, — А вы без нас? — и обращаясь уже к Витто: — Может, дома переночуем, а?
Ну что тут делать, раз договариваться никто не хочет? Правда же? Это сказано не было, но намек поняли все.
— Не горячись, стрекоза! Ишь, угрозливая какая! — дедушка Халах хоть и старик, а бурого с дороги подвинул, не заметив. — Пойдем-ка, отдохнем немного перед пиром. Вон, видишь — белые юрты? Это для вас ночевку готовят.
И верно, пока мы препирались, в отдалении друг от друга образовалось три белых шатра. Белые, это символ неприкосновенности гостя, объяснил дед. Ну ладно, не буду больше стервозить…
Зато победа в словесной баталии изрядно подняла настроение. С таким и пир пережить можно, даже дикарский.
Настроение настроением, а отдых, действительно, необходим. Гостевая юрта была маленькой, метра три в диаметре и белой, а от того светлой. Наверно, для этого войлока брали шерсть каких-то особенно белорунных барашков. Лишь на полотне входа-занавески скромный орнамент.
Не знаю, может степняки хотели нас как-то задеть аскетизмом, но мне все нравилось. Никакой утомительной пестроты разномастных ковров и подушек, как это было в жилищах Халаха и Солара. Мозаичный войлок на полу явно новый, нетоптаный, так что обувь мы сняли машинально. Тепло-о. Подальше от центра железная круглая печка, примитивный прототип буржуйки. Закопченная труба проткнула войлочный же потолок, это был единственный не новый предмет. В противоположной стороне громадная стопка матрасиков и подушек. Вот они пестренькие, да. И их тут штук тридцать. Между двумя резными опорными столбами низкий столик с набором чайных принадлежностей. И все. Никаких излишеств.
Эх, освежиться бы! Вода смыла бы усталость, но придется довольствоваться помощью амазонки, она умеет не только одежду «стирать». Пара пассов и как будто душ приняла́. Витто глянул неодобрительно, дескать, он тоже мог бы помочь мне с гигиеной, но как-то еще неловко. Слишком стремительно наше сближение.
Тишка с Кирой ловко расстелили забавные постельные принадлежности: сложил вдвое — тюфячок, расправил — толстое и легкое одеяло. Пять тюфячков и шикарное ложе получилось. Рядом в позе звезды раскинулся Тишка, тот еще любитель на полу поваляться. Он не захотел пойти с Дорашем к деду. Кира слиняла к Шигеру. Гунар тихо колдовал над чаем. Витто и Ванька тоже прилегли и обсуждали что-то свое, мальчуковое. Лепота. А места совсем мало, оказывается. Это временно, объяснил Гунар. Есть второй шатер, тоже для нас. Хотя он, Гунар, планирует ночевать у друга Халаха, а Ваен у Лограха. Так что тесно не будет, переживать не о чем.
Вот теперь и осмотреться можно. Нет, ну какая прелесть! Покрытие накинуто на решетчатый каркас из оранжево-радостных деревянных реек. На фоне белого войлока смотрится отпадно! Даже не поленилась поближе подползти, чтобы разглядеть в подробностях. Рейки, между прочим, не крашенные, ольховые. Пропитаны чем-то защитным, от этого древесина выглядит еще ярче. И так хитро скреплены, что обрешетку можно потом сложить, как жалюзи, не разбирая на отдельные детали. Если профессионализм меня не подвел и это, действительно, подобие ольхи, то где-то поблизости есть или водоем, или артезианский слой воды с родниками. Ольха, она водичку любит, а я все гадала, как степняки проблему водопоя решают… на этом важном моменте размышизмы закончились. Сморило.
Проснулась от грохота барабанов и воплей. Что, уже пир начался́?
В юрте никого, лишь мои шпильки на видном месте лежат и расческа с зеркальцем. Это Витто позаботился. А еще — палантин из меха золотистого манула. Я же его на хранение во дворце оставила, вроде? Ай да Кира! Догадалась же привезти и молчала до последнего.
— Вама, — прилетела весточка от Дораша, — проснулась? Ты только одна не выходи, мы скоро…
Да куда я пойду, нечесаная? Красивый пучок перед маленьким зеркалом не сотворишь, коса надоела, значит, вяжу хвост. Высокий. Как у атаманши из «Бременских музыкантов». Ну и что, что здесь свободные волосы не носят? Так у местных дам пятнадцать кос — норма. А потом еще коса из кос. Ну убожество же! И кощунство — так волосы мучить. Решено!