Взяв сумку, она вылетела из офиса как на крыльях. В этот момент ей казалось, что все в ее жизни замечательно.

Входя в лифт, она улыбнулась выходящему из него незнакомому мужчине, даже не заметив, что он обернулся и смотрел ей вслед, пока двери лифта не сомкнулись. Ее сейчас интересовал только один мужчина в мире, Калеб Таррингтон. Он был великолепен, его поцелуи соответствовали ее фантазиям. Он…

И тут Джулия поняла, что влюбилась в Калеба Таррингтона. Ее эйфории пришел конец.

Ужасное открытие обрушилось на нее со страшной силой, и она, инстинктивно защищаясь, выставила руку, чтобы удержаться на ногах.

Нет-нет, пыталась она сопротивляться внезапно вспыхнувшему в ней озарению. Она не любит его. Она… Он… он ей нравится. Ей нравится Калеб Таррингтон. Просто нравится.

Джулия вздохнула, потому что эти слова показались ей насмешкой. Она не умела обманывать себя.

Я люблю Калеба Таррингтона, твердила она себе, глядя на кнопки лифта. Я по уши влюблена в Калеба Таррингтона. Я – абсолютная дура, добавила она, но это нисколько не изменило состояние ее духа.

Умом она понимала, что любовь к Калебу Таррингтону не имеет будущего, но в сердце не было такой уверенности. Ведь Прекрасный Принц все-таки женился на Золушке. Значит, такое возможно?

Двери лифта с тихим гудением раскрылись, и Джулия вышла. Сейчас не время думать о ее чувствах к Калебу. Сейчас она должна сесть в незнакомый автомобиль и подумать, как бы получше преподнести себя и свои педагогические идеи приемной комиссии. Сейчас это ее главнейшая задача, твердила она себе по пути. А после решим, что можно сделать с любовью к Калебу.

Но и после аттестации Джулия не обрела покоя. Напротив, к тому времени, как она вернулась в офис, нервы ее были напряжены до предела.

Чтобы понять это, Калебу было достаточно одного взгляда на ее застывшее лицо. Он отобрал у нее ключи и сумку. Положил ключи в карман, сумку – на ее стол.

Затем, взяв ее за плечи, развернул к себе спиной и стал мягко массировать сведенные мышцы.

– Ты ведь не из-за машины так расстроилась?

– Откуда ты знаешь? – облегченно вздохнула она, в то время как его сильные пальцы разминали ее плечи.

– Потому что я знаю тебя. Если бы ты попала в аварию, то выглядела бы виноватой. А ты разгневанна, как тысяча чертей. Потому я предположил, что это как-то связано с комиссией.

Джулия поморщилась.

– Да. Я едва не назвала одну даму из комиссии идиоткой, но сдержалась.

Калеб засмеялся.

– Вероятно, она и вправду идиотка. Так в чем дело? Расскажи мне.

– Эта кретинка считает, что дети из малообеспеченных семейств интеллектуально отсталые и не способны учиться! Ты можешь себе это представить? – Джулия от гнева повысила голос. – На самом деле они могут учиться ничуть не хуже, чем дети обеспеченных родителей. Они порой недополучают чего-то в воспитании, но учиться могут прекрасно!

– Расслабься… – успокаивающий голос Калеба обволакивал ее. – Тебе нет нужды меня убеждать. У меня самого ребенок не знает многого из того, чему матери считают своим долгом научить детей.

Джулия была слишком разгневанна, чтобы отвечать. Она чувствовала, что ей необходимо дать волю своим эмоциям.

– Нет, ты только подумай! И эта женщина смеет называть себя учителем! Это из-за нее мне перезванивали из комиссии и вторично вызвали на аттестацию! Ей, видите ли, кажется, что я буду слишком требовательной к детям из привилегированных семей!

– Что ты собираешься делать? – поинтересовался Калеб.

Вопрос застал Джулию врасплох. Ее праведный гнев испарился, когда она задумалась над его вопросом. Калеб не стал сразу давать ей совет. Он считает ее разумным взрослым человеком, который сам способен принимать решения.

Она на мгновение отвлеклась, когда он убрал руки и немного отступил назад.

– Я не знаю, – ответила она. – И с удовольствием выслушаю совет.

Калебу понравилась ее готовность прислушаться к нему.

– А эта комиссия имеет решающий голос? – спросил он.

– На бумаге нет. Последнее слово остается за школьным попечительским советом. Но на деле попечительский совет будет полностью следовать рекомендациям комиссии.

– А ты не пробовала поговорить с этой женщиной наедине?

Джулия фыркнула.

– С ней невозможно говорить. Она из тех, кто не слышит того, чего слышать не хочет. Ее надо было взять и хорошенечко потрясти.

Калеб засмеялся.

– Замечательно. Если решишь это сделать, позови меня на помощь.

Джулия поморщилась.

– Больше я и вправду ничего не могу придумать. Я пыталась поспорить с ней, но она игнорирует очевидные факты и исследования. Говорит о сострадании. Как будто сострадание состоит в том, чтобы относиться к бедным детям как к людям второго сорта. А обратись я конфиденциально к другим членам комиссии, это будет расценено как интриги за ее спиной. Создастся впечатление, что я не умею работать в команде.

– Думаю, сейчас уместно привести одно из высказываний судьи, – заметил Калеб.

– Давай. Что судья говорил о подобной ситуации?

– Когда ты сделал все, что от тебя зависит, для решения проблемы, устранись. Твои действия либо помогут тебе, либо нет, но не стоит форсировать события, тратя время и душевные силы.

Джулия опять поморщилась.

– Я и устранилась, но успокоиться все равно не могу. А нет ли у него совета, как все же справиться с этим?

– Подумай сама. Джулия вздохнула.

– Не получается. Я продолжаю думать о том, что бы мне сделать с ней, с этой женщиной, и ничего не приходит в голову.

Тень отчаяния промелькнула в ее глазах, и Калебу захотелось утешить ее.

– Жаль, что все это происходит не в одной из твоих сказок, – сказал он. – Ты могла бы позвать на выручку рыцаря на белом коне.

Мягкая улыбка невольно заиграла у нее в глазах. Калеб мог бы стать отличным рыцарем.

– Мне действительно нужен волшебник, чтобы во что-нибудь превратить эту тетку, пока не закончится набор преподавателей, – мечтательно сказала она.

– Тебе, вероятно, очень нужна эта работа, да? – Калеб чувствовал, как ей горько. Он хотел бы помочь ей, но не мог. У него не было никаких связей, да и будь они, Джулия не позволила бы ему ими воспользоваться.

Джулия кивнула.

– Я действительно хочу получить место, но попробую все же последовать совету судьи и выбросить это из головы.

– Тогда пойдем отсюда, – предложил Калеб. – Дома легче будет забыть обо всем.