По резкому тону, с которым она отреагировала на его слова, Фицпатрик понял, что задел ее за живое.

— Ты кому-нибудь уже говорила о случившемся? — спросил он, несколько смягчившись.

— Я хотела вызвать Гленна. Он должен узнать первым, они были так близки. А потом я сделаю общее объявление.

— Хорошо. Я… подготовлю инструкцию по мерам безопасности. Разошлю ее электронным письмом обслуживающему персоналу с тем, чтобы она в дальнейшем стала доступной всем.

— Спасибо. Это будет очень полезно.

Фицпатрик уже было направился к двери, но Эвелин остановила его.

— Мне очень жаль, Тим, что все так получилось из-за Энтони Гарза. Но я совершенно искренне полагаю, что он может быть полезен для наших исследований.

— Я понимаю, — отозвался он, оглянувшись. — Я просто не согласен с твоей тактикой. Но… мы как-нибудь все уладим.

— Я очень ценю вашу гибкость. В самом деле.

Он открыл дверь.

— И еще одно, — сказала она.

Он снова остановился.

— Не могли бы вы сделать сообщение о Лоррейн? У меня… у меня могут сдать нервы перед микрофоном.

Эвелин едва сдерживалась и была готова в любой момент разрыдаться, а ей еще предстояла беседа с самым близким Лоррейн человеком в Ганноверском доме.

В глазах Фицпатрика промелькнуло сочувствие — теперь перед ней стоял Тим, Психиатр Высочайшей Квалификации, а не Тим, Категоричный и Вредный Зануда, которого она так привыкла ненавидеть.

— Да, конечно.

— Спасибо. Только подожди несколько минут, пока я позвоню Гленну.

— Перезвони ко мне в кабинет, когда будешь готова.

Когда он вышел, Эвелин вздохнула с облегчением, но стоило ей коснуться телефонного диска, и от нового прилива напряжения мышцы шеи и спины как будто одеревенели.

— Алло?

— Гленн, это Эвелин.

— О, привет. Что случилось?

В его голосе слышалось искреннее удивление. Она обычно не звонила ему домой.

— У тебя есть минута?

— Конечно. Что-нибудь не так на работе? Не хватает персонала?

Если бы его нужно было срочно вызвать на работу, ему бы звонила не Эвелин. Но она поняла, почему он строит догадки в этом направлении.

— Нет. Дело… дело совсем в другом. Случилось нечто ужасное.

Его настроение мгновенно изменилось.

— Ой, да вы, кажется, плачете?

Эвелин шмыгала носом. Чем больше она старалась не сорваться, тем сильнее слезы подступали к горлу.

— Что случилось? — спросил он, опередив ее. — Какой-то инцидент в тюрьме? Скажите, что нужно, доктор Тэлбот. Я сразу же приеду.

— Мне ничего не нужно, Гленн. Я просто… я подумала, что я должна… вам это сообщить. — Эвелин прижала пальцы к вискам. — Лоррейн мертва.

Молчание.

— Мне очень жаль, Гленн.

— Это… это неправда, — запинаясь, проговорил он после долгой паузы.

— Как бы мне хотелось, чтобы это было неправдой. О боже, как бы мне хотелось, но…

— Но что же случилось? — прервал ее Гленн. — Автомобильная авария? Я ведь предупреждал ее по поводу шин. Мне нужно было самому сесть на телефон и заказать для нее новые. Почему я об этом не подумал?

— Это была не автомобильная авария.

Ему все больше мешали говорить слезы.

— Но что же тогда могло произойти? Она ведь была совершенно здорова. Она никогда ни на что не жаловалась.

— Ее убили.

Еще одна долгая мучительная пауза.

— Кто? — наконец выкрикнул он.

— Мы пока не знаем.

Эвелин не могла рассказать Гленну о том, в каком виде нашли останки Лоррейн. Он сам узнает об этом позднее. Сейчас уже наверняка весь город говорит об убийстве Лоррейн. Гленн жил не в городе, из обитателей Хиллтопа знал, наверное, только тех, кто работал в тюрьме. Однако известия обо всем, что происходило в городе, довольно быстро достигали Ганноверского дома.

— Не мог это совершить ее бывший?

Эвелин это даже не приходило в голову. То, что она видела, было слишком жестоким. Такого с Лоррейн не мог совершить никто, кто когда-то любил ее.

Профессиональный опыт подсказывал Эвелин, что такое убийство способен совершить только маньяк, отчего она была склонна игнорировать другие, не менее вероятные варианты. Обычно считалось, что убийство, совершаемое с чрезмерной жестокостью, указывает на то, что преступник знал свою жертву и что преступление было совершено под воздействием сильных эмоций.

У Лоррейн совсем недавно закончился довольно болезненный бракоразводный процесс, в ходе которого ей удалось отсудить у своего бывшего мужа половину его пенсии, что того, конечно, совсем не обрадовало. Но могло ли это довести его до такой степени озлобления, что он расправился с ней столь зверским способом?

Кто знает… Но одно лишь предположение об этом заронило в Эвелин надежду, что, возможно, несмотря на страшную жестокость преступления, они имеют дело совсем не с маньяком и что убийство будет очень скоро раскрыто, а Даниэль найдут живой и здоровой. С какой стати бывшему мужу Лоррейн убивать Даниэль?

— Надеюсь, что так, — сказала Эвелин.

— Вы надеетесь, что так? — с изумлением повторил Гленн.

— Это — лучшая альтернатива.

— А есть другая?

— Мне не хочется это обсуждать.

— Вы можете рассказать мне что-нибудь еще? — спросил Гленн. — Как все случилось?

— Боюсь, я не могу обсуждать подробности. Мне просто… я просто хотела сообщить вам, пока вы не услышали о случившемся от кого-то еще.

— Я вам очень благодарен, — отозвался Гленн. Через несколько секунд Эвелин положила трубку.

Затем она разрешила Фицпатрику сделать объявление и услышала, как его мрачный и жесткий голос разносится по всему учреждению.

Он превосходно справился со своей задачей. Она не могла не отдать ему должное. Он выразил скорбь по поводу случившегося, попросил всех, у кого есть какие-то подозрения, сразу же связаться с полицией, предупредил, что выходить из тюрьмы можно только парами, особенно зимой, когда большую часть дня темно. Он закончил свою речь напоминанием о том, каким прекрасным человеком была Лоррейн, и привел многочисленные примеры ее доброты.

Вряд ли Эвелин смогла бы произнести такую речь. Только не в ее нынешнем состоянии. Она с трудом справлялась с последствиями длительного недосыпания, недоедания, переизбытка кофеина и тяжелого горя. Даже звонок Гленну чуть было не оказался выше ее сил.

Сейчас ей надо поехать домой. Но вначале она поговорит с Хьюго.