§ 11. Но, может быть, кто-либо затруднится сказать, в достаточной ли мере определены понятия испытывания и нанесения несправедливости и верно ли, во‐первых, изречение Еврипида, в котором нелепо говорится:

Спрашивается: возможно ли, чтобы кто-либо добровольно испытывал несправедливость, или же это невозможно, и испытывание несправедливости всегда ли непроизвольно, а нанесение ущерба всегда ли произвольно? Или испытывание несправедливости всегда непроизвольно, или наоборот, всегда произвольно, подобно тому, как и всякое нанесение несправедливости произвольно, или же одно произвольно, а другое всегда непроизвольно? То же самое и касательно того, кому уделяется справедливость: справедливый образ действий всегда произволен, так что естественно предположить, что испытывать несправедливость и получить в удел следуемое – и то и другое или произвольно, или же непроизвольно. Нелепым кажется предположение, что уделение справедливости всегда произвольно, ибо многие люди нехотя получают следуемое им. Поэтому-то может затруднить вопрос: всегда ли тот, кто испытал известную несправедливость, в то же время и терпит несправедливость, или же относительно страдания должно сказать то же, что и относительно деятельности. Может быть, что кто-либо совершенно случайно испытывает справедливое решение, а равно и произносит его; ясно, что то же самое можно сказать и о несправедливости, ибо ведь не одно и то же делать несправедливое и совершать преступление, также как не одно и то же терпеть несправедливое или испытывать несправедливое обращение. То же самое и относительно справедливого образа действий и справедливого обращения с кем-либо, ибо невозможно испытывать несправедливое обращение, если никто не поступает несправедливо, и невозможно испытывать справедливое обращение, если никто не поступает справедливо.

Если совершать преступление значит, говоря безотносительно, произвольно вредить кому-либо, если произвольное предполагает знание лица, средств и образа действий, и если невоздержанный произвольно вредит сам себе, то он произвольно совершает над собой преступление, и значит, совершить над собой преступление возможно. И вот в этом-то и заключается одно из указанных затруднений – возможно ли совершить над собой преступление. Далее, если кто-либо добровольно, вследствие невоздержанности, терпит вред от кого-либо, действующего также произвольно, то выйдет, что возможно добровольно терпеть несправедливость. Или же определение не верно? Не должно ли к словам «наносить вред, сознавая лицо, средства и образ действий», прибавить «против воли другого»? Итак, иной произвольно терпит вред и выносит несправедливое, но никто добровольно не терпит несправедливости. ибо никто ведь этого не хочет, не хочет этого и невоздержанный, но поступает против разумной воли, ибо никто не хочет того, что он не считает хорошим, и невоздержанный не поступает так, как он думает, что следовало бы поступать. Напротив, тот, кто отдает свое, как отдал, по словам Гомера, Главкон Диомиду,

тот не терпит несправедливости, ибо дать было в его власти, испытывать же несправедливость не в нашей власти, но необходимо должен быть кто-либо, кто наносит несправедливость.

Итак, ясно относительно испытывания несправедливости, что оно непроизвольно.

§ 12. Мы должны рассмотреть еще два вопроса из тех, которые намерены были рассмотреть: во‐первых, кто поступает несправедливо при распределении, тот ли, кто уделяет большую часть не по достоинству, или тот, кто принимает эту большую часть, и, во‐вторых, возможно ли поступать несправедливо относительно самого себя. Если первый из упомянутых случаев возможен и распределяющий поступает несправедливо, а не тот, кто берет слишком большую часть, то выходит, что тот, кто сознательно и произвольно уделяет другому более, чем он уделил бы себе, сам с собой поступает несправедливо, а так именно поступают люди скромные и умеренные, ибо истинно праведный человек довольствуется меньшим. Но может быть, и это неверно безотносительно? Он при случае может выиграть на другом благе, например, в общественном мнении или вообще на прекрасном. Но затруднение это разъясняется самим определением несправедливого образа действий. Такой человек не терпит против воли, следовательно, он и не терпит несправедливости, а испытывает разве только материальный ущерб. Ясно, что тот совершает преступление, кто распределяет не по достоинству, а не тот, кто берет часть большую, чем ему следует, ибо не тот, кто имеет известное отношение к несправедливости, совершает преступление, а тот, кто делает это произвольно. А это-то и есть принцип действия, и он находится в распределяющем, а не в берущем. Сверх того, слово «действовать» употребляется в различных значениях, и в известном смысле о неодушевленных предметах можно сказать, что они совершают убийство, например, про руку или про раба, исполняющего приказание: они не совершают преступления, но делают несправедливое.

Далее, если распределяющий делил несознательно, то он по законной справедливости не совершил преступления, и его решение не преступно, тем не менее оно несправедливо, ибо справедливость закона иная, чем вышеупомянутая правда. Если же он сознательно решает дело несправедливо, то он сам участвует в несправедливости и выгоде, покровительствуя другу или удовлетворяя чувству мести, и оба участвуют в выгоде, как тот, кто принимает участие в преступном делении, так и тот, кто из упомянутых причин распределяет несправедливо; судья, несправедливо присудивший одной стороне поле, получает ведь не поле от нее, а деньги.

§ 13. Люди полагают, что несправедливый образ действий в их власти, что поэтому и справедливое легко. Но это не так.

Легко, конечно, вступить в связь с женой соседа или прибить ближнего, или дать следуемые ему деньги; это легко и в нашей власти, но сделать это определенным образом нелегко и не в нашей власти. Точно так же, они думают, что немного мудрости необходимо для того, чтобы знать справедливое и несправедливое, так как не трудно познать то, о чем говорится в законах. Но не это ведь справедливое, хотя случайно справедливое и законное может совпадать; справедливое же состоит в образе действия и в образе распределения. Это, однако, гораздо труднее, чем, например, знать лечебные средства, хотя ведь и здесь легко знать, что мед и вино, эллебор, прижигание и операция суть лечебные средства; но знать, как должно применять эти средства к здоровью и по отношению к каким людям и когда, столь же трудно, сколь трудно быть врачом. По этой же самой причине они думают, что справедливый точно так же хорошо мог бы поступать несправедливо, так как справедливый нисколько не хуже, а напротив, еще лучше в состоянии совершить все эти действия: он мог бы совершить прелюбодеяние и прибить; мужественный мог бы бросить щит и, повернувшись, убежать куда бы то ни было.

Однако быть трусом или несправедливым не то же самое, что совершить нечто подобное, за исключением случайного совпадения того и другого; но быть таким [то есть трусом и несправедливым] значит иметь такие душевные качества, которые влекут за собой подобные поступки, точно так же как быть врачом и лечить не то же самое, что оперировать или не оперировать, давать лекарство или не давать, но [быть врачом значит] делать это определенным способом. Следует заметить, что справедливость может иметь смысл лишь для таких существ, которые владеют тем, что, говоря безотносительно, есть благо, допускающее избыток или недостаток, ибо для некоторых не может быть избытка, например, конечно, его не может быть для богов; для других, напротив, даже малая частичка благ не бывает полезна, например для неисправимо дурных людей, которым все вредно; поэтому-то справедливость и относится до людей.