Ах, так вот почему он уделил столь пристальное внимание Королеве-матери! Но в таком случае картинка с магнитом и глазом приобретала не только иносказательный смысл, но была, возможно, частью истории.

– …в математическом смысле совершенно не образованна, – говорил между тем молодой человек. – Но это не мешает ей оценить масштабы и значение революции, совершенной Эйнштейном. И какой революции! – продолжил он с все возраставшим энтузиазмом. – Несравненно более важной, чем те, что произошли в России или Италии. Потому что эта революция в корне изменила направление движения научной мысли, вернула идеализм, интегрировала сознание в природный процесс, навсегда положила конец викторианскому кошмарному взгляду на мир как на скопление бесконечно малых бильярдных шаров.

– Вот это плохо, – вставил в скобках Юстас. – Мне те бильярдные шарики очень нравились.

Он сосредоточился на лентообразной lasagne verdi[25], тарелку с которой поставил перед ним официант.

– Высший класс, – оценил он качество блюда с набитым ртом. – Почти так же хорошо, как в болонском «Паппагалло». Вы бывали в Болонье? – спросил он, чтобы перевести разговор на более удобную для себя тему.

Но, вот беда, Пол де Вриз знал Болонью даже слишком хорошо. Прошлой осенью он провел там неделю, беседуя с интереснейшими людьми, учеными местного университета.

– Университета? – повторил Юстас с огромным изумлением.

Молодой человек кивнул и, отложив в сторону вилку, объяснил, что последние два года совершает турне по ведущим университетам Европы и Азии. Проводит переговоры с наиболее выдающимися представителями науки, которые работают в каждом из них, с целью заручиться согласием на участие в своем великом проекте – создании международного центра проверки ценности научных идей, своеобразной штаб-квартиры, где синтезировали бы свои усилия лучшие научные, философские и богословские умы всей нашей планеты.

– С вами в роли главнокомандующего? – не удержался от ехидного вопроса Юстас.

– Нет, ни в коем случае, – протестующе ответил новый знакомый. – Мне бы отводилась только роль связного и переводчика. Всего лишь инженера по наведению мостов между различными научными культурами.

Дальше его амбиции не распространялись. Он призван стать лишь скромным строителем связующих путей. Не maximus’ом[26], добавил он с еще одной сияющей улыбкой. Pontifex minimus[27] – вот его работа. И он уже сейчас мог рассчитывать на успех своей затеи. Люди были к нему необычайно добры, оказывали помощь, проявляли интерес. Кстати, он поспешил заверить Юстаса, что Болонья полностью соответствовала своей древней научной репутации. Там проводились необычайно плодотворные исследования в области кристаллографии. А в своих последних лекциях по эстетике Бономелли пустил в ход все новейшие достижения современной психофизиологии и пространственной математики. Это совершенно не похоже на курс эстетики Бономелли, каким он был известен прежде. Юстас вытер губы салфеткой и отхлебнул немного кьянти.

– Жаль, что никто не может сказать того же о состоянии современного итальянского искусства, – заметил он, пополняя содержимое своего бокала из пузатой бутылки, покоившейся в плетеной колыбели.

Верно, рассудительно согласился сотрапезник, станковая живопись в Италии не могла похвастаться крупными достижениями. Зато появились достойные внимания образцы общественной и гражданской архитектуры. Классические, но функциональные почтовые отделения, огромные стадионы, масштабные росписи стен на героические сюжеты. Возможно, именно за таким искусством будущее.

– Господи, – сказал Юстас, – мне только остается надеяться, что я до этого уже не доживу.

Пол де Вриз попросил официанта убрать свою тарелку с почти нетронутой лазаньей, жадно закурил сигарету и продолжал:

– Вы, если можно так выразиться, типичнейший представитель Человека Индивидуалистического. Но такой тип стремительно уступает сейчас дорогу Человеку Общественному.

– Так я и знал, – сказал Юстас. – Всякий, кто хочет осчастливить человечество, неизменно заканчивает всеобщим запугиванием.

Молодой человек возражал. Он говорил вовсе не о введении повсеместного единообразия, а о всеобщей интеграции. В правильно интегрированном обществе будет создано принципиально новое поле для развития культуры, где появятся новые эстетические ценности.

– Эстетические ценности! – повторил Юстас в нетерпеливом раздражении. – Вот словосочетание, которое порождает во мне глубочайшее недоверие.

– Почему вы так говорите?

Юстас вместо ответа сам задал ему вопрос.

– Какого цвета обои в спальне вашего номера в отеле? – спросил он.

– Какого цвета обои? – удивленным эхом повторил молодой человек. – Понятия не имею.

– Не имеете, и я был в этом уверен, – сказал Юстас. – Вот почему я с таким недоверием отношусь к понятию «эстетические ценности».

Официант принес им грудку индейки под сливочным соусом, и Юстас замолчал. Пол де Вриз задавил в пепельнице сигарету и отправил в рот два или три куска мяса птицы подряд, пережевывая их с необычайной скоростью, как кролик. Потом промокнул губы, прикурил еще одну сигарету и уставил на Юстаса свои ясные очи и вздернутый любопытный нос.

– Вы правы, – сказал он, – вы абсолютно правы. Мое сознание так занято размышлениями о ценностях, что у меня не остается времени получать от них удовольствие.

Признание было сделано с таким неподражаемым смирением, что это даже тронуло Юстаса.

– Давайте однажды пройдемся вместе по Уффици, – предложил он. – Я буду рассказывать вам, что думаю о картинах, а вы просветите меня, в каком метафизическом, историческом и социальном контексте я обязан их воспринимать.

Молодой человек обрадованно кивнул.

– Это будет синтез! – воскликнул он. – Организмическая точка зрения.

Организмическая… Ему подвернулось благословенное слово, которое позволило выбраться из тупика на открытые и неистоптанные поля новых идей. Он начал рассказывать о профессоре Уайтхеде, о том, что не существовало понятия абстрактной точки расположения. Объект мог располагаться только в пределах определенного поля. И чем больше ты проникался идеей организованного и организующего поля, тем более важной она тебе представлялась, тем более богатой возможностями. Именно такие идеи служили великими связующими мостами между различными пониманиями сущности вселенной. Существовало электромагнитное поле в физике, поле индивидуализации в эмбриологии и общей биологии, общественные поля как у насекомых, так и у человеческих существ…

– И не забудьте о поле сексуальности.

Прервав свою речь, Пол де Вриз недоуменно уставился на того, кто его перебил.