Вообще-то на некоторых типов Танечка производила неизгладимое впечатление вовсе не своей выдающейся красотой. Так, например, директор информбюро как начал весьма ее опасаться с самой первой встречи, так за восемь лет знакомства не перестал. Генерал Янушкевич, хоть и встречался с ней всего раз в течение пяти минут, все эти минуты отчаянно трусил и потом до вечера не мог прийти в себя. Опять же Малечка Кшесинская боялась ее куда больше, чем даже меня… В общем, люди с развитым воображением и интуицией иногда воспринимали Танечку несколько своеобразно. И Алексей Николаевич тоже оказался из их числа, так что ловить Гарина у него тут же начал бывший матрос Шельга, а Зоя стала просто авантюристкой, ни малейшего отношения к нашим спецслужбам не имеющей. Ну а для более глубокого изучения образа канцлера я пару раз позволял графу присутствовать на каких-то своих не касающихся секретных дел встречах. А сейчас граф пришел поинтересоваться, не следует ли ему съездить в Маньчжурию, где явно назревают серьезные события. Причем по нему было видно, насколько не хочет он услышать положительный ответ.

– Зачем? – пошел навстречу его тайным пожеланиям я. – Там будет просто эпизод, хотя и очень масштабный. А основная борьба идет по всему миру и вовсе не между русскими и китайцами… Суть ее в том, что международная финансовая олигархия решила захватить мировое господство, но опираясь уже в основном на деньги. И ваша книга – она про то, что в этой борьбе, даже будучи законченным индивидуалистом, не желая иметь ничего общего ни с одной из сторон – все равно против своего желания будешь работать на какую-то. Так что главное в ней не гиперболоид, это всего лишь попавшееся герою под руку средство, а оливиновый пояс и связанные с его эксплуатацией проблемы.

– Простите, – замялся граф, – но я видел, что гиперболоид, пусть пока и маломощный, тем не менее существует… Позволительно ли мне будет поинтересоваться степенью достоверности сведений про оливиновый пояс?

– В принципе это возможно, – усмехнулся я. – Зайдете к госпоже Князевой, пройдете все необходимые инструктажи, подпишете бумаги о неразглашении и интересуйтесь на здоровье! Вам ответят. Вот только зачем вам оно нужно? Сейчас вы ничего не знаете и поэтому ничего не сможете разгласить. Значит, и санкций за это никаких быть не может… То есть пишите, исходя из логики развития сюжета, ну а правдоподобность уточняйте в Геологическом управлении, я распоряжусь, чтобы вас там консультировали.

Через неделю мне на стол легло интересное донесение. Оказывается, сразу после беседы со мной будущий классик начал активно избавляться от имеющегося у него золота, включая какие-то фамильные безделушки, а вырученные деньги он вкладывал в основном в акции строящегося Московского машиностроительного завода, где мы собирались производить горнопроходческое оборудование.

Кстати, я в общем-то чисто случайно сообщил Маше о своем спонсорстве Толстого, и поначалу это у нее никакой реакции не вызвало. Однако через пару дней она мне позвонила:

– Дядя, ну надо же заранее о таком в известность ставить! Нет, и сейчас еще не поздно, но можно было бы сыграть красивее.

– А чем же ты тогда два дня занималась?

– Э… – замялась ее величество, – все как-то не было времени прочитать.

Тут уже я малость офигел:

– Так ты, значит, до этого момента вообще «Гиперболоид» не читала? Может, тебе и фамилия инженера Лося ни о чем не говорит?

– А в какой он главе, я же быстро читала?

– Тьфу, – сказал я, – а еще что-то про мой культурный уровень вякаешь. Инженер Лось не в главе, а в «Аэлите»! Это такой роман про любовь, а не ночной клуб на твоей бывшей улице.

В общем, заодно племянница повысила и свой культурный уровень. А на очередной встрече за ужином в Зимнем она мне сообщила:

– Действительно, искусство – великая сила! Твой Толстой еще и трети не написал, а Гинцбург уже застрелился.

– Постой, – удивился я, – так он же через полтора месяца все равно помрет, а сейчас и в сознание-то приходит не каждый день! Как это его угораздило?

– Да не Гораций, а его сын, Альфред. Так что теперь национализация Ленских приисков вообще пройдет как по маслу. Давно, кстати, пора, а то этот Горациевич уже начинал думать, кого бы привлечь из зарубежных инвесторов. Правда, здесь он связался не с англичанами, а с американцами. И ведь намекали же ему, как человеку, что Альперович весьма заинтересован в этом деле – так нет, кинулся к Рокфеллеру! Впрочем, может, оно и к лучшему. Кстати, застрелился он из твоего пистолетика «эм эс шесть с половиной». Вот только почему такое странное название? Вроде принято оружие называть по одной фамилии конструктора, а тут с именем, да еще стоящим в конце.

– Да потому, что «эм эс» – это на самом деле не «Мосин Сергей», а «мечта Сократа», – пояснил я, – тем более что этот пистолет проектировал не Мосин, а его ученик Токарев.

– Предупреждать надо, – возмутилась Маша, – я же себе тоже такую игрушку купила! Подождите немного, я прямо сейчас эту пакость выкину. Ну дядя, ты и удружил! Остряк, блин.

Охренеть, подумал я, читая бумагу, полученную нашим МИДом из Форин Офис. Английская разведка сливает с таким трудом добытые сведения своим писателям-фантастам! А ведь как старались, раздобывая крупицы сведений о нашем реактивном самолете с пульсирующими двигателями. Мы, кстати, намучились с ним не меньше. Гадское устройство летало не когда его мог видеть паксовский агент, а когда ему вздумается! Для определения, проработает ли очередной движок положенные ему пятнадцать минут или прогорит еще в момент запуска, требовались не инженеры, а астрологи. За все четырнадцать полетов этого чуда техники было только два случая, когда оно и взлетало и приземлялось на всех четырех движках. Правда, при этом оно летало очень быстро, достигая семисот пятидесяти километров в час. Однако при такой скорости начинались проблемы с его управляемостью.

Так вот, в английской бумаге спрашивалось, не примет ли Россия собирающегося туда известного фантаста Уэллса, а если примет, то не покажет ли ему тот реактивный самолет, ибо Уэллс сейчас пишет роман о будущих войнах в воздухе.

В общем, я за три минуты прочел данную бумажку, потом минут пять балдел над ней, после чего быстренько накорябал ответ за Гошиной подписью.

«Мы будем счастливы показать достижения российской авиации великому английскому писателю, – колотил я по клавишам, – и готовы не только дать ему возможность с земли понаблюдать за полетами наших новейших аэропланов, но и самому попилотировать реактивный самолет».

В общем, три дня назад рейсовый дирижабль из Берлина привез в Питер, кроме очередной группы немецких офицеров, еще и Герберта Уэллса. Встречал его практикант из школы комиссаров, который в процессе поддержания светской беседы очень высоко оценил роман гостя «Война миров». Дальше, правда, образованность кандидата в комиссары показала дно, и он начал хвалить сначала «Из пушки на Луну», а потом и вовсе «Робинзона Крузо». Уэллс как истинный джентльмен даже не подал виду, что не имеет к написанию этих книжек ни малейшего отношения, а только благосклонно кивал. Впрочем, возможно, он просто не совсем понимал английский нашего курсанта, поскольку тот учил язык всего пять месяцев и наверняка изъяснялся отнюдь не на языке Диккенса.