Земля после вчерашнего ливня подсохла, только кое-где еще оставались влажные участки. Вот на этом-то влажном участке подскользнулся Никита и второй раз за каких-то десять минут упал, ударившись больным коленом. Из-за поворота вынырнула знакомая фигура. Славка!

– Все-таки пришел! – обрадовался Славка. – Я знал, что ты не усидишь! Молодец! Тут еще трое мужиков. – И, как Никита и предполагал, Славка пояснил мужикам: – Это наш человек. Скотник хохряковский. Вместо Григория. – А вот и Арсений подбегает!

Их реакцию Никита увидеть не успел.

– Их несколько, я уже видел, – запыхавшись, сказал Арсений. – Во-он там, – он показал рукой вправо, – думаю, надо разделиться на группы. Хотя бы по два человека. Для начала. Ты пока жди остальных, а мы с Никитой рванем. Я знаю, куда.

– Справитесь, вдвоем? – спросил Славка.

– А разве у нас есть выбор? Ну все, понеслись, – сказал Арсений и рванул по дороге. Никита помчался следом.

С Арсением он чувствовал себя спокойно и уверенно. Рядом – друг!

– Я примерно знаю, где они! – обернувшись, прокричал Арсений. – Если сегодня не схватим – погибнет еще несколько коров. – Нам во-он туда! Рядом совсем, через висячий мост только перебежать – и мы на месте.

Висячий мост… От одних этих слов земля под ногами Никиты, казалось, как при землетрясении пошла ходуном. Вспомнилась записка от тети Феклы – не ходи на висячий мост…

– Ты чего, и правда боишься? – обернувшись, спросил Арсений.

– Да нет, – слабым голосом сказал Никита, – запнулся просто.

– Ну-ну, – прокричал Арсений, вбегая на мост. – Давай, догоняй!

Мост зашевелился, как будто бы был живым.

Арсений припустил вперед, и теперь уже Никита заметно поотстал. Вид бурлящей под ним воды, как всегда, вызвал приступ панического страха. И все же он, пусть медленно, но бежал вперед.

Арсений убавил шаг, приостановился, Никита понял, – ждет его.

Когда Никита с ним поравняется – останется ровно половина. Всего половина. Тогда можно будет облегченно вздохнуть. Шаг, еще один… Еще… Ну вот, добрался. Арсений отвернувшись, смотрел куда-то в сторону. На противоположный берег.

– Я здесь, – сказал Никита.

Арсений обернулся.

– Ты-ы-ы? – опешил Никита.

– А ты думал – кто?

Опять эта Дунька! Не успела Рита заснуть, как пора вставать – заводить квашню, печь блины, варить щи… А Дунька кричит:

– Вставай давай, некогда тут разлеживаться!

Нервная такая! Ну, еще бы, побегай-ка ночью по поселку с мешком на голове, а потом еще найди момент, когда отраву в тарелку Хохрякова на ужин подкинуть.

Дунька, наверное, думает, что Рита ничего не знает. Ошибается, Рита все знает, но только виду не подает – роль играет. И будет играть.

Рита высунулась из-под одеяла и сладким голосом произнесла:

– Встаю, Дуняшечка, встаю!

– Ой, только не надо эти сюли-му-ли! – рассердилась Дунька.

Вот ведь противная какая, все ей не так.

– Не буду, – покорно сказала Рита, поднимаясь с тюфяка.

Хорошо, что Дунька ушла. Как там Никита, давно ли пришел?

Рита заглянула к нему в комнату и почувствовала слабость в ногах. Кровать оказалась пуста. Где он? Что с ним?

Она достала из кармана его джинсов смартфон, посмотрела на зарядку – осталось семь процентов.

Но что же с Никитой? Первый раз в жизни Рита тревожилась не за себя, за другого. Она опустилась на кровать, на которой спал одноклассник, а до него – Гришка, который неживой, и заплакала. Что с ним? Неужели его постигла такая же участь, как и Гришку?

И что теперь ей делать? Потом вспомнила про кумиров – Бузову, Тимоти… Да, они достигли вершин и в жизни, и в профессии, но только благодаря тому, что не раскисали. И не сдавались. Не сдастся и Рита!

Она изобразила легкую улыбку номер пять, и, как ни странно, от легкой улыбки и на душе стало легче.

А потом все было как вчера: квашня, блины, посуда… И мысли о том, как отвязаться от этой Дуньки, как проникнуть в кабинет Хохрякова и так ли уж надо в него проникать. Но потом невольно вспоминались слова Никиты: «Кабинет Хохрякова… Там кто-то был… Надо туда попасть. Тебе…» и Рита понимала, что она просто должна это сделать.

– Эй, очнись! – это голос Дуньки. – Не слышишь, что ли? Дел сегодня куча: помыть, постирать да еще и в летнюю кухню переехать! Да, а братец-то твой где? Чтой-то его не видать!

Рита не выдержала. Опустившись на скамейку, заревела во весь голос. И легкая улыбка номер пять не смогла этот рев сдержать.

– Ты че? – всполошилась Дунька. – Че случилось-то? Да ладно тебе, реветь-то… Ну вот, слышишь, Настена проснулась…

И в самом деле – дом огласился пронзительными звуками уже знакомой пароходной сирены. Вслед за этим послышался голос Матрены Ивановны:

– Дунька, где ты?

Рита опять вспомнила, что нет Никиты, и почувствовала, как ее тело становится тяжелым, ватным. Но нет, нельзя давать волю эмоциям, подумала она и побежала в большую гостиную – может быть там удастся что-то узнать? Только вот – что?

Казалось, дом ждал встречи с Ритой, и именно в этом месте.

В гостиной было сумрачно и прохладно. Не успела она войти, как послышался вздох, только более протяжный и тревожный, чем в прошлый раз, а на стене появились буквы: «СПАСИ!» И тут же исчезли.

Рита поняла: она должна спасать не Никиту – Хохрякова. Ведь дом-то хохряковский.

В голове вертелся вопрос: что с Никитой?

Рита даже боялась думать о том, что случилось-то самое страшное…

Никита не отрываясь смотрел на черный мешок, с прорезями для глаз натянутый на голову Арсения.

– Я, конечно, кто же еще? – сказал он, снимая маску. А вместе с маской с прорезями он, казалось, снял еще одну маску – Никита увидел его настоящее лицо – перекошенное от злобы.

– А ты, я смотрю, не из хлипких. Думал, побоишься на мост-то идти. Тем более, что и тетя Фекла предупреждала тебя не ходить на него. А ты пошел. Уважаю!

– Ты читал записку Феклы? – спросил Никита, пытаясь перекричать шум реки.

– Да не читал я ее! Я ее писал! Ой, не могу! – и Булдыгеров-младший захохотал уже знакомым Никите сатанинским смехом. Потом успокоился, продолжал:

– Тети Феклы-то уже неделю как нет. Померла она… Вот я и решил написать вместо нее. А теперь ответь – кто ты? Откуда? Че те надо в нашей деревне?

– Да из Завираево я! Говорил же уже!

Арсений опять засмеялся страшным сатанинским смехом.