Ольга Павловна улыбнулась. Ей крайне редко случалось серьезно беспокоить мужчин, уже вышедших из школьного возраста.

– Замечательно, – одобрительно сказала Ольга Павловна Романчикова-Фрейд и шевелением бровей побудила пациента к продолжению беседы. – Хотите об этом поговорить?

– Придется, – пациент пожал плечами.

Тут О. П. Фрейд невольно отметила, что плечи у пациента возмутительно широкие и крепкие, руки мускулистые, а шея такая, что не всякий лошадиный хомут на ней сойдется.

Право, можно подумать, что господин Андрей Громов не олигарх, а лесоруб!

В бытность свою учительницей, до спонтанной переквалификации в психиатры-психоаналитики, Ольга Павловна наивно полагала, что олигархам присущи только две рельефные выпуклости: брюхо, как у миллионера из известного произведения Самуила Яковлевича Маршака «Мистер Твистер», и оттопыренный бумажником карман.

– Только сначала давайте поужинаем, – мужественно выдержав ее испытующий взгляд, предложил неправильный олигарх.

Официант-«пингвиноид» как раз доставил заказ. Оля слегка отклонилась, не мешая приземлению на стол перед ней обширной летающей тарелки, заглянула в нее и ощутила головокружение.

Стейк был огромен и прекрасен! Красно-бурый, пышущий жаром, усыпанный зеленью, он выглядел, как модель африканского континента (1:10 000) и вызвал бы бурю негодования у активистов Общества помощи голодающим детям Нигерии и Зимбабве. У самой Оли он вызывал обильное слюноотделение.

Громову подали «Евразию».

– Приятного аппетита, – сказал он и глубоко вонзил нож и вилку в свой «макет».

Уничтожая превкусные мясные «континенты», сотрапезники общались лишь скупыми жестами и одобрительным мычанием.

К тому моменту, когда от ее хорошо прожаренной Африки остался кусочек, сопоставимый с территорией ЮАР, Оля разрумянилась и подобрела. Будь у нее по-прежнему «руса коса до пояса», она бы до умиления походила на русскую красавицу-матрешку.

Именно этот момент коварный олигарх выбрал для продолжения разговора.

– Ну а теперь слушайте.

Громов решительно скрестил на опустевшей тарелке нож и вилку.

Холодно звякнул металл.

Ольга Павловна подобралась.

– Предупреждаю вас сразу: все, что я вам расскажу, глубоко конфиденциально. Надеюсь, вы умеете хранить тайны?

Оля закатила глаза к потолку, оценила величие многоярусной хрустальной люстры и перевела взгляд на собеседника.

Собеседник по-прежнему нервничал. Очевидно, секрет, которым он собирался поделиться с новой знакомой, был ему так же дорог, как пирату – настоящая карта острова сокровищ.

– Может, не надо? – без сочувствия спросила Ольга Павловна. – Зачем мне ваши тайны? Оставьте их себе. Я вовсе не хочу, чтобы меня отравили полонием.

– Каким полонием? – Громов заметно опешил.

– Радиоактивным!

– Зачем?!

– А я почем знаю – зачем? С вами, олигархами, только свяжись!

Олигарх испустил долгий вздох, похожий на шипение сдувающегося воздушного шара.

– Я с вами сейчас не как олигарх разговариваю, а просто как человек, – мрачно зыркнув на нее, заявил он.

– Андрей Громов, олигарх и человек, – кивнула Оля. – В блюдечках-очках спасательных кругов…

– Вы будете слушать или нет?!

– Не знаю. Не уверена. У меня своих неприятностей хватает, – пробормотала она.

Потом пристально посмотрела в темное окно, резко вздрогнула и передвинула вазу с букетом на столе, загородившись ею от возможных взглядов с улицы.

– Серьезно? – олигарх и человек недоверчиво покрутил головой. – Уверен, это какие-нибудь пустяки. Впрочем, я обещаю вам, что разберусь со всеми вашими проблемами, как только мы решим одну мою.

– Вот как?

– Именно так!

– Хм… Тогда рассказывайте.

Ольга Павловна подперла щеку рукой, изобразила чистосердечный интерес и поморгала, приглашая олигарха приступить к рассказу.

– Вы видели Димку, – хмуро сказал Громов. – Это мой сын. Его мать была алкоголичкой.

Он говорил короткими резкими фразами – как будто рубил дрова. Оля поджала ноги под столом, словно растущая поленница рубленых фраз могла их придавить.

– Я не был на ней женат. Она не сказала мне о рождении Димки. Я узнал о нем, только когда Леля умерла. Лариса Львовна сказала мне, Димкина бабушка.

– Это она с ним сейчас в больнице? – зачем-то уточнила Оля, вспомнив пожилую женщину с вязаньем.

Громов кивнул:

– Она. До своей болезни Димка жил с ней. Я помогал им, как мог.

– А можете вы много.

Это был даже не вопрос – утверждение.

– Мог. – Громов посмотрел ей в глаза: – Теперь я мало что могу, к сожалению.

– Дима серьезно болен?

Громов отвернулся.

Оля опустила глаза, рассматривая нитяной узор льняной скатерти.

– Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Чтобы он порадовался, понимаете?

– Понимаю, – кивнула Оля. – Я все это понимаю, только… Я-то тут при чем?

– При всем! – Громов подался вперед, заговорил жестким тоном: – Лариса Львовна уверила Димку, что его мама не умерла, просто уехала. Далеко и надолго. Ей казалось, что так он будет меньше страдать. Я считал, что это глупо, но тоже молчал. До сегодняшнего вечера!

– Так-так, – пробормотала Оля, уже понимая, что к чему, и от невозможного, невероятного и возмутительного этого понимания закипая, как чайник. – А сегодня вы позволили мальчику поверить, что его мамочка вернулась. И мамочкой этой без спросу и разрешения назначили меня! Да как вы смели?!

– Я подумал, что это последний шанс.

– В смысле?

– Вы учительница, значит, любите детей. Вы – добрая, я понял это, когда вы кормили меня бутербродами.

Оля покраснела.

– И вы достаточно сильно похожи на Лелю. Вернее, с этой новой прической и в розовом шарфе вы достаточно похожи на ту единственную фотографию, которая есть у Димки.

– И что с того?!

Громов глубоко вздохнул.

– Что, что… Разве не ясно? Я прошу вас стать Димкиной мамой. Я хорошо вам заплачу.

Оля хлопнула глазами:

– Это что – предложение руки и сердца?!

– Это предложение работы.

– Это очень странная работа!

– И очень высокооплачиваемая!

– Все в порядке?

Только увидев, что у их столика, скривив шею в знаке вопроса, стоит встревоженный «пингвиноид», они осознали, что орут друг на друга, как скандалисты-супруги с большим стажем.