— Я тебя помою, — Бетиз, стоя на коленях, гладила ее волосы.

— Зачем? Взгляни на меня. Я Персефона, — она кусала подушку, — я не Мелиз. Не Мелиз.

— Ты Мелиз. Мелиз это и есть ты. Я тебя помою.

— Нет. Не смей. Оставь.

— Нужно убрать грязь. Я покажу тебе, та douce Melise, Melise, та pauvre fille[29], — как же славно, что ты пришла ко мне! — я покажу, что скрывается под всей этой кровью. Что там спряталось. Видишь, вот губка. Это всего лишь губка. С водой. Посмотришь, Красавица, на что они способны — желтая губка, белая вода. Все это мы уберем — красное черное грязь корочки. Это все не относится к моей темнокожей прекрасной королеве. Смотри, какая у королевы блестящая гладкая кожа, вот она уже показалась — коричневая, как у меня, нет, еще темнее. Она ждала. Как она отражается в воде, а? Только лежи спокойно. Я сама все с тебя сниму. Тебе даже пальцем не придется шевельнуть.

— Бетиз, дурочка, да знаешь ли ты, кто перед тобой? Ты, наверно, об этом слышала.

— Да. Но лежи спокойно. Я слышала. Что у тебя самая красивая шоколадная кожа, которая лучше моей. Что ты моя королева и… развлекаешься, как тебе подобает. Раздвинь-ка ступни. До самых колен натекло. Они тебя одурачили, чтобы никто не мог увидеть, какая ты взаправду. Хорошо тебе было, Мелиз?

— До тех пор… Ох… До тех пор, пока я что-то ощущаю, Бетиз… Пока обнимаю живое в человеке, все хорошо. И когда по мне струится кровь, хорошо.

— А моя вода? Она хороша?

— Твоя вода, вода… — Мелиз устало поднялась. — Теперь уже все?

— Твое препоясанье совсем грязное. Сейчас я его сниму.

— Не делай этого.

— Почему же нет? Или ты стыдишься меня? Разве я не женщина? Вот теперь ты совсем чистая. Я тебя вытру. Всему свой черед, Бетиз. — Бетиз засмеялась. — Я сейчас назвала тебя Бетиз. Да, я сейчас нарекаю тебя: Бетиз.

— А ты тогда будешь Мелиз.

— Да, сама я отныне — та pauvre fille Melise[30]. Я служу сейчас… знаешь, кому? Бедняжке Бетиз, которая обречена сидеть в запертой комнате, спать всегда только на раскиданных по полу подушках, тосковать и ждать, пока не придет кто-то и не расскажет ей что-нибудь. О великой королеве. Как же ей хочется знать, что королева делает! Как хочется, чтобы королева хоть раз взяла ее с собой!

— Ах, Бетиз…

Мелиз, грузная мулатка, медленно поднялась, подошла к стеклянной двери с бледно-голубыми гардинами. Теплые солнечные лучи упали на ее кожу. Она понурила голову с тяжелой копной волос — лицо было пустым мертвым, — и провела ладонями по собственным плечам рукам бедрам по всему телу, подставляя его лучам солнца.

Дрожа, приблизилась к ней та, ласковая:

— Теперь я поведу тебя в сад. Ты должна прогуляться под моими любимыми вязами. Они давно тебя ждут.

И юная Бетиз, обняв королеву, вывела ее через стеклянную дверь на двор, на песчаную дорожку, сама же теперь дрожала еще сильнее:

— Мне стыдно, что я иду рядом с тобой одетая. На мгновенье спрятав лицо в ладонях, она очень звонко взвизгнула, сбросила платье на землю, сняла чулки и опять обхватила Мелиз:

— Пойдем туда; я тебе покажу дорогу. В моем саду никого нет. Женщины его хорошо охраняют.

— Куда ты меня ведешь, Бетиз?

— Это мой сад. Не бойся. Здесь солнечный свет еще теплее, чем в комнате. Как же хорошо было нашим предкам, которые жили в жарких странах и были облечены только в солнце…

Через некоторое время, когда они шли по лугу с красным клевером, а прижимавшаяся к ней девушка все не переставала дрожать, у Мелиз вырвалось:

— И кто это со мной рядом… Послушай, Бетиз. Уж не боишься ли ты меня?

— Как я могу тебя бояться? — Она потянула Мелиз, идущую следом, на мягкую траву. — А знаешь, что я сейчас сделаю, поскольку я, я и есть Мелиз?

— Ты — Мелиз?

— Да, я.

В черных глазах Мелиз что-то сверкнуло; лицо ее оживилось:

— Да, будь отныне только Мелиз. Ты мне нравишься. Сделай же это, сделай для меня. — Она крикнула: — Будь Мелиз!

— Что я должна сделать?

— Что хочешь. Если сможешь.

Слезы брызнули из глаз младшей:

— Лежи тихо. Не шевелись.

Темнокожая женщина лежала теперь неподвижно, как бревно. Младшая, ползая вокруг, гладила ей ступни ладони. Наблюдая за лицом королевы, она дотронулась до перстня на мизинце Мелиз — того самого, которым Мелиз убивала любовников. И вот уже Бетиз обхватила руками шею королевы, целует ее, прижалась к ней щекой:

— Персефона…

— Я не Персефона.

— Стань ею еще раз. Для меня.

— Не могу.

— Только один раз!

— Не могу.

— Но я хочу этого, Персефона. Хочу к тебе.

— Не могу. Я не Персефона.

— Ну давай же! Посмотри на меня.

Мелиз открыла глаза, позволила, чтобы ей помогли подняться.

Грузная шоколадно-золотистая мулатка позволила, чтобы ее вели по саду. Широкобедрая, с покачивающимися грудями, шла она, а Бетиз ее обнимала; буйная черноволосая голова свесилась и тоже покачивалась. Королева вздохнула на ходу:

— Песок обжигает. Обжигает ступни.

— Солнце здесь очень горячее. Пойдем к речке. А вот и мост. Ты же хочешь туда.

— Мелиз! — крикнула нежная, более светлая, когда они сели у воды под мостом. И уцепилась за сильные руки, которые женщина рядом с ней уронила на колени, и прижалась головой к ее шее. Та глухо, из глубины, простонала:

— Чего же ты хочешь?

Бетиз, блаженно вздрогнув, провела ладонями по лицу, по телу королевы, которая затем стала медленно, с отсутствующим видом, укладываться на траве.

— Я люблю тебя. Люблю, Мелиз. А хочу я… только сказать, что люблю тебя. Что я тебя долго… бесконечно долго ждала. И что теперь ты здесь. Дай мне поцеловать твои губы, скажи: что ты — моя подруга.

— Твоя подруга, — пробормотала другая.

Бетиз:

— Ваша подруга, это я, слышите — ты, шея, ты, голова, ты, копна волос… влажных волос, ты, грудь, ты, рука эта, и ты, рука та, ты, тело. Идите и вы сюда, дорогие глаза, я сделаю вам хорошее. Вы так помутнели. Мне хочется плакать, кричать, когда я вас вижу. Не открывайтесь больше.

И, прикрыв ладонью глаза и нос Мелиз, она пододвинулась ближе к грузному телу. Оно не шелохнулось. Тогда она взвизгнула:

— Я качу, качу тебя, Мелиз!