Его автомобиль был зафиксирован несколько раз на подступах к моему гарнизону. Машина всегда маскировалась в кустах подальше от проезжей части. Со временем было установлено, что подозреваемый всегда носит с собой бинокль, иногда появляется вдвоем с мужчиной. Подозреваемый был установлен по номеру машины. Появлялся подозреваемый только в позднее вечернее или ночное время. Профессионалы знают или могут представить трудности организации скрытого наблюдения за шпионом с помощью советских солдат. Сколько сил надо было потратить на их инструктаж. Да еще сделать так, чтобы они не догадывались, кого конкретно им следует зафиксировать, сфотографировать, оставаясь самим не замеченными. Командование тоже было не в восторге от необходимости отрывать солдат от прямых обязанностей.

Через два года напряженной работы с созданием стационарных и скрытых подвижных постов удалось собрать доказательные материалы о том, что этот подозреваемый сам лично либо со своими приятелями получали удовольствие от того, что в вечернее и ночное время приближались к домам офицерского состава и наблюдали за событиями, происходившими в квартирах, на которых не было занавесок. Психические отклонения не представляют интереса для профессиональных контрразведчиков. По совместному решению, мы с помощью солдат устроили этим любопытствующим физическое воздействие с повреждением автомобиля и предупредили их о более жестком воздействии в случае повторения.

До службы в Германии я слышал о том, что, сколько иностранных языков знает человек, столько он жизней живет. Обучался и воспитывался я в школе-интернате с углубленным изучением английского языка. Знал его достаточно прилично. Но одно дело знать литературный язык и совсем иное дело общаться на нем. Когда я приехал в Германию, моя нулевая осведомленность в немецком делала меня глухим и немым. Но по своему характеру мне такая участь никак не подходила и меня не устраивала. Надо было заняться изучением немецкого языка. При этом оказалось, что даже в библиотеке клуба офицеров дивизии, дислоцированной в г. Йене отсутствуют какие-либо учебники по немецкому языку.

Это было еще одним подтверждением тому, что руководство советского государства только формально провозглашало дружбу советского и немецкого народов. На самом деле оно боялось этой дружбы, всеми средствами предотвращало общение немецких и советских граждан. Особисты вели учет лиц, знающих или изучающих немецкий язык. Их всегда проверяли на предмет вынашивания намерения измены Родине или остаться на жительство в ГДР.

Слава Богу, контрразведчикам вменялось знание немецкого языка. Нам необходимо было, кроме всего, еще и приобретать агентуру из числа местных граждан в местах контактов военнослужащих и членов их семей с местным населением. Замечу, что этими местами весьма интересовались и западные спецслужбы. Именно в этих местах осуществляли вербовочные подходы к советским гражданам, которые расслаблялись, выйдя из закрытых воинских гарнизонов, оторвавшись от своих супруг или супругов.

Но, кроме работы, знание немецкого языка позволяло ближе и лучше узнать своих немецких коллег. Ограничусь тем, что я достиг состояния, когда ощущал красоту поэзии Гете и Гейне, получал удовольствие от чтения немецких романов. А как можно передать удовольствие от личного общения с немцами? Замечу, что когда я был в партикулярной одежде, а не в форме, то немцы принимали меня за жителя Чешской Моравии. Никто не верил, что я русский. Это было приятно, потому что общение происходило на дружественной основе. Русских любили только на официальных приемах, встречах.

Какие у меня были отношения с немцами — гражданами ГДР? Самые дружественные и более чем откровенные. Достаточно привести пример. Когда потомственный инженер завода К. Цейса решил развестись со своей женой, то он пришел ко мне в гарнизон (7 км лесом, в дождь), чтобы посоветоваться. Значит, он мне доверял, относился как к настоящему другу, а мы их предали.

* * *

Новый год с 31.12.1962 г. на 1.01.1963 г. я встречал, как и положено молодому лейтенанту, начальником караула, охранял склады боеприпасов в чаще белорусских лесов и болот. Вообще, когда после степной, солнечной и морской, пляжной Одессы я попал в сентябре месяце 1962 г. в Белоруссию, то был покорен красотой леса. Зеленые ели, багряные дубы, листья на мху, грибы под золотистыми березками…

С вечера, т. е. с 19.00, начался тихий белорусский снегопад в лесу. Машина с караулом, ее фары высвечивали дорогу, падающий мирно и тихо густой лапчатый снег. Иногда дорогу перебегали зайцы. Это была сказка. Но в руках были автоматы. Около тридцати солдат. Начался новогодний караул. Привезли ужин. Праздничный. По две котлеты. А с началом первых ударов новогодних курантов мой телефон, соединяющий с дежурным по дивизии и артполку, почти не умолкал. Докладывать через час. Я докладывал, что все спокойно. Но в 1.30 — первая проверка, в 5 утра — вторая проверка. Проверяющие чуть не обнимаются при поздравлении с Новым годом.

На этот раз я не понял, в чем причина такого внимания. Все прояснилось, когда ситуация почти что повторилась, но уже когда я был в ракетном дивизионе. Как дежурный по части, проверив службу, караул, проверку наличия личного состава, в 23.00 докладываю дежурному офицеру по дивизии о результатах. Через полчаса неожиданно приходит в часть начальник штаба. Подходит ко мне и под предлогом не создавать шум и не разбудить солдат, почти обнимая, спрашивает, что и как, есть ли замечания по службе… Я отвечаю. Он походил, походил и оставил часть.

Через некоторое время на совещании офицеров я докладывал по какому-то вопросу. Командир части спрашивает, откуда у меня прибалтийский акцент. Я ответил, что просто это английский язык заставляет говорить, несколько картавя, или грассировать. И продемонстрировал способность говорить по-английски. После этого начальник штаба раскололся, что незадолго до этого, когда я был дежурным по части, ему позвонил дежурный по дивизии, поднял его ночью с приказанием проверить, не пьян ли дежурный по части.

Это и явилось причиной его неожиданного появления во время моего дежурства.

Начальник штаба сообщил, что дежурному по дивизии показалось, будто бы у меня заплетается язык и я нечетко ему докладывал о результатах вечерней проверки личного состава.

Надо признаться, что на протяжении всей службы в войсках считалось самым страшным нарушением воинской дисциплины употребление офицером алкоголя. О профессиональных качествах, знаниях и т. п. никто не интересовался. Главное — не пить, не скандалить в семье и просто поддерживать идеи и политику КПСС и очередного генерального секретаря.

В 1964 году ходил анекдот. Мужика дважды исключали из КПСС. Спросили за что? Он ответил, что в 1934 году он вышел из дома, а на улице все озабоченные. Он спросил у прохожего, что случилось? Услышал, что Кирова убили. Он был в шоке, идет по улице, у него то один, то другой спрашивают, в чем дело? Он отвечал, что переживает из-за того, что Кирова убили. Но в очередной раз он не выдержал и на вопрос, кого убили, ответил: «Отстаньте от меня. Кого надо, того и убили!» За эти слова его из ВКП(б) выгнали, да еще и срок дали. Когда Хрущев пришел, то его восстановили в КПСС как невинную жертву культа личности. Вот сидит он в кабинете, на стенах портреты членов Политбюро, в том числе и Хрущева. Заходит партсекретарь, услышавший о снятии Хрущева, и спрашивает: «Почему ты портрет этого дурака не снял?» Мужик и спрашивает его: «Какого дурака из них ты имеешь в виду?» Вот за отсутствие политической бдительности и выгнали его из рядов КПСС во второй раз.