Мальчик отрицательно качал головой. Его не учили работать, его воспитывали повелевать. Всю работу за него делали другие.

— Могу сражаться мечом, копьем, пешим или конным, — проговорил пленник и замолчал.

Орк скривился.

— Значит, ничего не умеешь. Тогда посмотрим, какой ты боец в постели. Видишь эту женщину. Возьми ее!

Мальчик, преодолевая слабость в ногах, сделал шаг к замершей женщине. Несмело положил руку на ее плечо и остановился.

— А ты, курица, чего замерла. Помогай бледнолицему, — уже с неприкрытым весельем в голосе, приказал орк.

Женщина себя долго уговаривать не стала. Быстро скинула платье и стала раздевать юношу. Тот стоял столбом, и она ему шепнула.

— Помогай мне, миленький, или вместе пострадаем.

Радзи-ил опомнился, снял сапоги, рубашку, а портки спустила женщина. А дальше произошло то, что он не ожидал. Его стали ласкать. Кровь сначала бросилась ему в лицо, затем отхлынула и пролилась книзу живота.

— Надо же, ожил бледнолиций, — удивился орк.

Но Радзи-ил не слушал, что говорит хромой, неведомое доселе чувство сильного возбуждения охватило его. Он сам, не ожидая этого от себя, в сладостной истоме застонал. Нежные прикосновения рук и губ зажгли его спавшую страсть и волна огромного, поглощающего волю и разум желания, затопила его. Обнаженная женщина поднялась. Теперь она была объектом его страсти. Он хотел ее, он желал обладать ею. Она мягко привлекла его к себе и вместе с ним опустилась навзничь. Его возбуждение передалось ей. Женщина широко раздвинула ноги, помогла ему войти в себя и тоже застонала. Юноша несмело задвигался, потом мелко затрясся. Зарычал и затих. Он бессильно лежал на женщине, не желая вставать.

— Значит, скорострел, — проговорил орк. — Ну что же, это даже лучше. Быстрее отдохнет и покроет следующую самку. Молодец, Лариса, ты прощена, — бросил он, выходя из шатра. — Пусть сегодня отдохнет, а завтра приступает к очищению берега. Имя ему теперь — бычий глист.

Орк ушел, а Радзи-ил оставался лежать на женщине. Она поцеловала его в щеку.

— Спасибо, малыш, ты сделал все, как надо. Хочешь еще? Юноша дернулся и свалился с нее. Потом сел и закрыл пах руками. Женщина тоже села, подолом платья вытерла все следы близости. Теперь она не была прекрасна и желанна, как это он почувствовал совсем недавно, но и не вызывала отвращения. Увидев, как он стыдливо прикрывается, она невесело усмехнулась.

— Ты не должен стесняться своей наготы. Скот не знает стыда. Если другие рабы увидят, как ты стыдливо прикрываешься, они будут над тобой издеваться. Бить исподтишка, отбирать еду. Для них ты будешь чужой. Дети будут кидать в тебя дерьмо, незавидная участь тебя будет ждать, мой мальчик, так что привыкай.

Юноша убрал руку и не поднимая головы, спросил.

— Мы теперь муж и жена?

— Кто? — изумленно переспросила женщина. — Муж и жена? Почему ты так подумал?

— Ну мы … это были… близки, — неуверенно ответил юноша.

Женщина секунду другую смотрела на эльфара, а потом упала на спину и расхохоталась.

— Ну, уморил, — причитала она сквозь смех, — ну и сказал, муж и жена! Как же с тобой весело, малыш! — Она отсмеялась, вытерла выступившие слезы. — Да уж. Никому об этом не рассказывай, — предупредила она. — Запомни, эльфар, — теперь голос ее звучал жестко. — Мы скот, а скот спаривается, когда хочет самец. Когда захочет и где захочет, а самка не вправе ему отказать. Так велят хозяева. Им нужны новые рабы, а рабы — это богатство. Здесь нет мужей и жен. Как быка водят покрывать лорху, так нас женщин покрывают мужчины. И ты будешь этим заниматься чаще других, не обращая внимания, старая самка или совсем ребенок. Но об этом хватит. Если ты меня больше не хочешь…. — Она посмотрела, как молодой эльфар энергично качает головой, отказываясь от близости, — тогда будем праздновать, у нас сегодня свободный день. Я приготовила еду, сейчас разогрею и подождем Керти с дойки, потом будем есть.

Она ходила голой по шатру, он, не зная, куда девать руки, провожал ее взглядом. Заметив его состояние, женщина приободрила юношу. Ничего к этому быстро привыкают, привыкнешь и ты, малыш. Полог на двери откинулся, и в шатер вошла девочка, увидела обнаженных мать и эльфара, радостно воскликнула.

— Значит, он смог мама!

Женщина улыбнулась.

— Смог, дочка, смог. Он молодец.

Девочка подбежала и обрадованно обняла замершего парня. Радзи-ил остолбенел при виде девочки. Он был голый и не мог прикрыться.

— Я сейчас пойду, искупаюсь в реке и постираю платье. Я скоро! — прокричала она уже за шатром. Через полчаса она вбежала, запыхавшаяся и в мокром платье. Быстро его скинула и развесила на палках у костра. Юноша посмотрел на девочку, совсем ребенок, без грудей и волос на теле и смущенно отвел взгляд.

— Я, Керти, — представилась она, — а маму зовут Ларисса. — Она уселась рядышком, скрестила ноги, как обычно и без смущения оглядела эльфара. — Тебе имя уже дали? — спросила она.

Он бледно усмехнулся.

— Дали. Бычий глист.

Керти недолго рассматривала эльфара и рассмеялась.

— А что, подходит. Худой, бледный и длинный, как бычий цепень.

— А почему у вас нормальные имена, а у меня такое противное?

— Имен, малыш, тут нет, — отозвалась женщина, — тут только клички. И они могут меняться. Моя кличка означает бесплодная. Я ни разу здесь не рожала. Керти была со мной в грудном возрасте, когда нас захватили орки. Ей дали кличку сразу, маленькая.

— А почему не рожала? — удивился эльфар, он уже немного освоился и не так стыдился наготы, как в начале.

— Я не хотела, чтобы мои дети были рабами и продавались, — хмуро ответила Ларисса. — Лучше я стану шкурой на барабане у шамана, чем буду плодить детей на продажу. Ты заметил, что не думаешь о самоубийстве? — спросила она. И, не дождавшись ответа, пояснила. — Это ритуал повиновения. В противном случае все рабы убили бы себя. А так воля подавляется. Я не могу избавить Керти от такой участи, но сама рожать не стану.

Девочка задумчиво и оценивающе посмотрела на юношу.

— Ты мама считаешь, что глист будет у меня первым?

— Я надеюсь на это, — ответила женщина. — Гаржику нужны рабы, а ты скоро подрастешь. Отдавать тебя орку на потеху, он не будет, ты можешь умереть или надолго заболеть. А дети-метисы дорого стоят. Ребенок от человека стоит двух лорхов или двадцать баранов. Ребенок-метис, высоко ценится на невольнических рынках Лигирийской империи. За него Гаржик может получить десять ремесленников или двадцать самок. А это два десятка лорхов, прямая выгода сотнику. Женщин у него сейчас мало, многие рабы погибли вовремя нападения других племен. Поэтому я думаю, он будет тебя беречь.

— Это хорошо, — девочка погладила юношу по плечу. — Хорошо, что ты будешь у меня первым. Мама тебя всему научит, а не захочет, я тебе расскажу. Меня тетка Агарья поучала, как надо делать, чтобы мужчинам было хорошо.