нападения, которое нанесет серьезный урон противнику, оставив ему лишь возможность ослабленного, дезорганизованного и стратегически бесполезного ответного удара, а может лишить его и этого выбора. По-прежнему это не делает первый удар привлекательным с моральной и даже политической точек зрения. Но реальность состоит в том, что растущий советский наступательный потенциал, предназначенный для стратегического упреждающего удара, и расширение оборонительных возможностей делают этот вариант – пусть и нежелательный с политической точки зрения – все более применимым с военной точки зрения.

Военная применимость не означает автоматически большую вероятность. Даже в условиях большей стратегической асимметрии есть веские основания предполагать, что советские руководители вряд ли решат нанести первый удар, хотя при этом никто не может исключить такой возможности. Нанесение первого удара является настолько сложной операцией, с таким большим числом непредсказуемых последствий и огромным риском, что маловероятно, что в ближайшем будущем какое-либо советское руководство хладнокровно решится на этот шаг. Даже ослабленное возмездие США может оказаться разрушительным.

Перед Соединенными Штатами стоит весьма сложная и в то же время угрожающая главная проблема. Примерно через десятилетие продолжающееся в Советском Союзе наращивание стратегических вооружений и скрытое создание стратегической обороны может породить еще более несбалансированную, в корне опасную ситуацию. Конечно, основная опасность связана не с самим первым ударом как таковым, а с тем, что возросшая уязвимость США для подобного удара придаст Советскому Союзу большую гибкость в использовании своей стратегической и обычной военной мощи, поскольку Соединенные Штаты окажутся парализованными в геостратегическом плане. Это чревато серьезным ослаблением стабильности в политических взаимоотношениях двух стран.

Подобное состояние повышенной стратегической нестабильности будет следствием фундаментальных различий в стратегическом положении США и СССР. Советский Союз развивает свой потенциал для ведения ядерной войны различной интенсивности и продолжительности, и благодаря новым вооружениям в последнее десятилетие он начинает приближаться к такой боеготовности. В противоположность этому Соединенные Штаты направляли свои усилия исключительно на свой потенциал сдерживания. Но хотя официальная доктрина США видоизменилась и предоставляет творцам решений большую гибкость в вопросах выбора целей удара и несмотря на то, что в последнее время здесь развернуты некоторые виды оружия первого удара, Соединенные Штаты по-прежнему в значительной степени полагаются на сохранение угрозы массированного ответного удара. Растущая асимметрия между советским и американским потенциалами и доктринами обязательно уменьшит безопасность США, а также поощрит Советский Союз на более уверенные действия с целью распространения своего влияния при помощи обычной или даже стратегической мощи.

Эта опасность может быть предотвращена только своевременной разработкой США программ стратегических вооружений или эффективным контролем над вооружениями. Сроки создания стратегических вооружений большие и часто превышают десять лет. Поэтому опасность, грозящая стать критической через такой небольшой срок, как десятилетие, требует не только своевременного осознания, но и соответствующего программного ответа. Следовательно, если угроза односторонней уязвимости не будет устранена всеобъемлющим соглашением по контролю над вооружениями, ключевыми вопросами на ближайшее будущее становятся следующие: в каких количествах и каком соотношении должны США развернуть свои стратегические наступательные силы, с тем чтобы уцелевший американский потенциал второго удара служил убедительным средством сдерживания первого советского удара; и/или какие виды стратегической обороны должны также развернуть США, чтобы сделать советский первый удар практически бесполезным с военной точки зрения.

Советские руководители не сентиментальничают, когда дело доходит до использования силы. Здесь можно вспомнить предупреждение, посланное Джорджем Кеннаном в 1945 г. из Москвы, где ему ежедневно приходилось сталкиваться с советским образом мышления. В своем докладе госсекретарю Кеннан прямо отмечал: «Я не задумываясь категорически заявляю, что в свете моего одиннадцатилетнего опыта знакомства с русскими крайнюю угрозу для нашей безопасности представило бы приобретение русскими возможности использования атомной энергии или каких-либо других радикальных средств уничтожения дальнего действия, о существовании которых нам не было бы известно и перед которыми мы оказались бы беззащитными в случае внезапного нападения. В истории советского режима нет ничего, я повторяю, ничего, что могло бы нам дать основание предположить, что люди, стоящие сейчас у власти в России, и даже те, которые могут прийти к власти в обозримом будущем, остановятся, хотя бы на мгновение, перед тем как применить эту мощь против нас, если они решат, что таким путем им удастся реально повысить свое влияние в мировых делах».

Помимо стратегической дилеммы, наращивание Советским Союзом своего военного потенциала породило дополнительную проблему, с которой Соединенным Штатам ранее не приходилось сталкиваться: растущие возможности СССР использовать вооруженные силы далеко за пределами своих границ. Резкое увеличение потенциала Советского Союза, позволяющего перебрасывать войска за пределы прилегающих к его основной территории регионов, произошло с начала 70-х гг. Возможности доставки войск по воздуху и по морю возросли до такой степени, что у Москвы, вероятно, скоро появится соблазн не только посылать союзные вооруженные силы (как, например, кубинские в Эфиопию и Анголу), но также использовать собственные войска для демонстрации силы или установления политического присутствия в отдаленных районах. Это как раз то, что Советский Союз не мог себе позволить на протяжении сорока лет «холодной войны» с Соединенными Штатами.

Ближний Восток и Южная Африка являются наиболее взрывоопасными регионами на земном шаре. Соединенные Штаты подвергают себя риску оказаться в политической изоляции из-за поддержки ими Израиля и (в гораздо меньшей степени) Южной Африки. Нарастающие расовые конфликты на юге Африки могут на каком-то этапе побудить Москву к прямому вмешательству. Она будет преследовать цели местного значения, а также стремиться к широкому распространению просоветских настроений по всему Африканскому континенту. Советский Союз, безусловно, осознает геополитическое значение Южной Африки для Запада как источник стратегического минерального сырья и стратегически важного для морской торговли пункта.

Еще более вероятно вмешательство СССР на Ближнем Востоке, особенно если арабо-израильский конфликт вновь выльется в очередную войну. Еще в октябрьской 1973 г. войне Советский Союз хотел вмешаться на стороне Египта, но вынужден был отказаться от этого после предостережения США. В то время Соединенные Штаты еще удерживали небольшое преимущество в стратегических вооружениях. С установлением примерного стратегического равенства, особенно такого, которое сочетается с большей уязвимостью США, Советский Союз в следующий раз может действовать смелее. СССР может просто развернуть воздушно-десантные силы на стороне арабов, оставив Соединенным Штатам возможность решать, отвечать им на это или нет.

Однако опасность того, что реакция США приведет к фактическому поражению, уменьшается начиная с 1979 г. благодаря развитию сил быстрого развертывания (СБР). Используемый этими силами американский потенциал переброски войск по воздуху и по морю все еще значительно превосходит имеющийся у Советского Союза, и он обеспечивает более чем достаточную возможность для компенсации в течение следующего десятилетия любого вероятного развертывания Советами своих сил вдали от границ СССР. Благодаря энергичным мерам, предпринятым администрацией Картера и продолженным