– Сережа, он же ребенок. Он же чувствует все. У тебя две крайности – ты или очень строг, или заискиваешь перед ним.

Колесник обиделся и полдня отмалчивался. Инна постаралась не обращать на это внимания. Она пошла с сыном к дальнему бассейну и учила его там плавать брассом. Она сама любила этот стиль и могла преодолеть приличное расстояние. К ее радости, Степан очень быстро освоил все движения. Инна отметила, что ребенок не капризничал, если что-то не получалось, не обижался на замечания и вообще с ним было легко.

– Почему ты обиделся на дядю Сережу, когда он тебя учил плавать? – не удержалась от вопроса она.

– А почему он меня должен учить? Меня папа может научить! – вполне резонно ответил мальчик.

– И папа тоже тебя научит. Но просто сейчас мы все на море, отчего же не поучиться!

– Надо было папу на море взять, а не его, – буркнул Степан, но вышло это у него не зло, а с обидой.

Соломатина растерялась, а потом сказала:

– Ну, с папой ты обязательно поедешь.

– И с тобой?

– Я постараюсь с вами поехать, если на работе меня отпустят.

У Инны сжалось сердце – разговор сына был попыткой понять, что же все-таки произошло между родителями, и попыткой их помирить. Соломатина помнила, как она в детстве старалась сблизить руки родителей. Они обычно шли втроем – отец, мать, между ними маленькая Инна. По молчанию родителей было ясно, что в семье разлад, а эта прогулка втроем – не больше чем дань воскресной оздоровительной традиции. И что родители объединились на этот час ради нее. Инна мучилась от всеобщего тяжелого молчания, ее терзали отрешенные лица родителей, и она от отчаяния пыталась соединить руки матери и отца. Но руки не поддавались. Мать с нарочито независимым видом высвобождала ладонь и поправляла и без того идеальную прическу. Отец просто смотрел в сторону. Сейчас, слушая сына, Соломатина с ужасом поняла, что уготовила Степану ту же муку. Что вот сейчас он бьется над этой странностью в поступках любимых людей и своим поведением пытается вызвать ее на откровение, на разговор. Соломатина посмотрела на беззаботных людей вокруг, подошла, взяла стакан сока для сына и усадила его в шезлонг.

– Степа, папа тебя очень любит! Он любит тебя даже больше, чем меня. Или наших бабушку с дедушкой…

– Лучше бы он тебя так любил, а не меня. Тогда бы вы вместе были. И мне было хорошо. А этот дядька…

– Он – не дядька. Он – дядя Сергей.

– Хорошо – дядя Сергей. Он – чужой. Давай следующий раз папу возьмем с собой?

Соломатина не любила врать, а ребенку врать она считала вообще преступлением.

– Мы постараемся. Пока я ничего не могу обещать – я же не знаю, когда у него отпуск.

– Ты вообще ничего про него не знаешь, – буркнул сын.

– Это почему же? – растерялась Инна.

– Так ты же с ним не разговариваешь. И он не приезжает к нам. Он только к бабушке приезжает.

– Взрослые могут не встречаться, но это не значит, что они ничего друг о друге не знают.

Степан уже ничего не отвечал, он допил сок и прыгнул с бортика в бассейн. Инна подумала, что он захочет просто бултыхаться, но тот крикнул:

– Смотри, я буду плыть брассом! Правильно?

«Копия Федотова – упрям!» – улыбнулась про себя Инна, но настроение было у нее плохое. Она так ждала этой поездки – новые места, наконец-то полноценный отдых с бездельем, солнцем, пляжем, с людьми близкими и любимыми. Соломатина именно так и думала – «любимыми». Ей казалось, что Колесник тоже попадал под это определение. Но когда обнаружилось противостояние характеров, Инна безоговорочно стала на сторону сына, и Сергей Петрович вдруг начал ее раздражать.

Все детали поездки были тщательно продуманы. Было очевидно, что втроем поселиться в один номер было нельзя. Поэтому Инна со Степаном жила в двухместном люксе, Колесник занимал одноместный номер рядом. Когда сын засыпал, Инна приходила в номер Сергея Петровича, но среди ночи обязательно возвращалась к себе. И каждый раз, когда они были вместе с Колесником, она не находила себе места – ей казалось, что сын проснулся и ищет ее. Инна так себя взвинтила, что Сергей Петрович не выдержал:

– Слушай, я так не могу. Мне грозит импотенция. Я как на вулкане.

Соломатина сконфуженно рассмеялась, а потом разозлилась:

– Знаешь, все же главное в этой поездке – то, что втроем и Степан впервые на море. Поэтому давай немного «холостыми» побудем.

Колесник это воспринял спокойно и вроде бы с пониманием. Но в общении со Степаном вдруг появилась строгость, нетерпение, которая сменялась неумеренной веселостью и потаканием его шалостям. Соломатина не знала, как себя вести, – одергивать ей не хотелось, чтобы уж совсем не испортить себе и другим отпуск. Но тут случилась история, из-за которой она повысила голос на Сергея Петровича и совершенно точно поняла, что из затеи отдохнуть и познакомить сына и любовника ничего не вышло.

В жаркий полдень все собирались под зонтами вокруг бассейна. Инна следила, чтобы сын не перегрелся на солнце и не обгорел. Соломатина и Колесник были рядом – читали, смотрели кино, просто дремали. Однажды, наплававшись с утра, Инна задремала под зонтом. Она видела, что Степан возится с планшетом, а Колесник, сдвинув брови, силится перевести какую-то статью из местной газеты. Соломатина улыбнулась и подумала, что не так все плохо, просто нужно время, и все само как-то образуется. А проснулась она от голосов. Прислушавшись, она поняла, что разговаривают Колесник и Степан. И что они не под зонтами, а неподалеку, в бассейне. Инна сначала хотела встать и подойти к ним, но замешкалась и стала свидетельницей разговора.

– Ты просто трусишь, а для мальчика это стыдно, – говорил Колесник.

– Я не боюсь, – с обидой говорил Степан, – но мама мне не разрешала этого делать.

– Я же с тобой пойду, я буду рядом. Мама не будет ругаться. Я ей все объясню.

– Нет, я не могу. Я должен сказать маме.

– Трусишка, ты же знаешь, что будить маму нельзя. А в море ты просто боишься заходить. На море – волны, а это же бассейн! – проговорил Колесник с какой-то почти злорадной интонацией.

Соломатина открыла глаза и ждала, что будет дальше. Она понимала, что Сергей Петрович пользуется запрещенным приемом – он подначивает Степана, вынуждая его пренебречь главным правилом семьи. А главное правило гласило: «Обо всем предупреди родителей!» Соломатина слушала, как Степан поначалу твердо, а потом все тише и тише упрямо повторял: «Я должен сказать маме!» С места он не сдвинулся, только опускал голову. Инна не понимала, зачем настаивает Колесник, но она чувствовала, как мучается Степан. Слово взрослого, с которым у мамы хорошие отношения и который бывает добр к нему, – не достаточно ли этого, чтобы пренебречь правилами?

– Ну, как знаешь! Я – плавать! Маменькиным сынком тоже быть нельзя! – пренебрежительно сказал Колесник и двинулся в сторону моря.