Рудольф Брандт нетерпеливо фыркнул:

— А кого же еще?

Доктор Фест невольно оглянулся. Лампа горела, потолок не падал, пол не проваливался. Мир материален, нацистам требуется Дьявол.

— Доктор Брандт, вы больны?

— Нет, я не болен.

Посол, tovarisсh Горелкин, нерешительно потянулся к лежащей на столе пачке папирос с грозным черным всадником на коробке. Соль невольно вспомнила встречу с камрадом Лонжей и заставила себя улыбнуться.

— Курите, пожалуйста. Я уже поняла: мужчинам, чтобы принять решение требуется порция никотина.

Посол, тяжело вздохнув (то ли понял, то ли нет, говорила она по-немецки), отодвинул пачку на самый угол от соблазна подальше. Tovarisсh Горелкин ничем не напоминал вальяжного и уверенного в себе господина Потемкина.

…Покойного господина Потемкина.

Невысок, суетлив, слова то и дело зачем-то повторяет, как будто не уверен, что его расслышали. Такое впечатление, что посол совершенно ни в чем не уверен, даже в том, что через секунду в кабинет не пожалует нарком Берия с кнутом наперевес.

— Вы все-таки зря встали, встали, товарищ Ган. Врач сказал, что необходим, необходим покой…

Говорит, а сам явно об ином думает. И есть о чем! Она-то синяками отделалась и, если верить тому же врачу, легкой контузией. Спас ландскнехт-охранник, закрывший ее от пуль. Парень погиб, и бывший посол Потемкин убит, и tovarisсh Дора Богарне. Даже не верится, были — и нет. Двое итальянцев ранены, один очень тяжело.

— Но если вы, товарищ Ган, настаиваете…

Соль решительно кивнула. Да, этим и занимается — сразу после того, как врачи из примчавшихся машин с красным крестом на борту смазали царапины йодом и что-то больно укололи. Сначала отказалась от постельного режима, потом добилась встречи с советским послом, который, оказывается, заранее приехал в Милан, но почему-то держался в стороне. Не вышло, именно ему пришлось все расхлебывать. К радиоприемнику Соль не пустили, но рассказанного хватило с лихвой. Шум стоял страшный, из Москвы уже пришла грозная нота, в Милан спешит премьер-министр, чтобы лично выразить соболезнования, король наградил покойного господина Потемкина чуть ли не высшим орденом страны. А вот принцу Умберто с визитом являться запретили. Безопасность! Соль, узнав об этом, лишь плечами пожала. Трудно сказочному персонажу в реальном мире!

Убийц поймали и дело, считай, раскрыли. Двое безработных из Больцано, немцы, активисты подпольного нацистского движения. Оба недавно побывали в Германии. Вроде бы все понятно, даже слишком понятно, не хватает лишь визитной карточки Адольфа Гитлера.

Соль слушала, не возражая. Думала.

Советское консульство в Милане закрыли при Дуче, поэтому устроились в одной из центральных гостиниц. За дверью охрана, но послу Горелкину явно не по себе. Зачем-то оглянулся, ослабил узел впившегося в шею галстука.

— Это вам, товарищ Ган. Точнее, точнее о вас… От Инстанции.

Бланк телеграммы, чуть примятый, с чернильными пометками. Кусочки белой ленты на клею, черные буквы. По-русски, но латиницей, хорошо еще слов не слишком много.

«Na usmotrenie tov. Gan. I.Stalin».

Соль подумала, что все это как-то неправильно. Ей бы поплакать, потом, сил набравшись, съездить в городской морг — попрощаться с Дарьей Евгеньевной Богарне, прежде чем тело отправят в Москву. Потом снова поплакать, попросить у врача таблетку, чтобы никакие сны не снились. А ей приходится что-то усматривать…

— Tovarisсh Горелкин! Вы на каком-нибудь языке говорите кроме русского?

Посол виновато моргнул. Кажется, понял.

— Я всего год на дипломатической работе, до этого пушниной занимался…

Она на всякий случай запомнила загадочное слово. «Pushnina» — звучит страшновато.

— …Немецкий учил. Шпрехаю немного, со словарем, конечно… Товарищ Ган! Я не могу позвать переводчика, права не имею. А из наших, кто в Милане, никто в языках не силен.

Соль встала, потерла налитый болью висок. Еще и это… Государство рабочих и крестьян, что с них взять?

— По-русски. Очень медленно. Простыми словами. Ferstein?

Зачем «ferstein» и сама не поняла. Но — подействовало.

— Ja! Ja!

Голова зашлась болью, Соль закусила губу. Ничего, сейчас пройдет…

— Зачем. Меня. Прислали. В Италию. Это вопрос, tovarisсh Горелкин.

* * *

— Полковник Строцци, — представился итальянец на хорошем немецком. — Отвечаю за вашу безопасность, фройляйн, поэтому прошу слушаться беспрекословно. Мой предшественник уже арестован, а я сам недавно из Царицы Небесной, и возвращаться туда не хочу категорически. Что это за Царица говорить категорически отказываюсь, вас и так целый день пугали.

Соль поняла не все, но честно попыталась улыбнуться. Господин Строцци явно хочет ее успокоить. Почти удалось. Пусть лица и не разглядеть, слишком темно, но даже силуэт у итальянца какой-то надежный. Не гигант и не атлет, но защитить сможет.

Из города выехали на посольских автомобилях, но вскоре остановились, чтобы пересесть в другие, видом попроще. Зачем, никто ей объяснять не стал.

— Парней взял с собой самых надежных, есть врач… Какие будут пожелания, фройляйн?

Вероятно, ждал просьбу захватить в дорогу термос с какао. И Соль решилась.

— Господин полковник! Я видела в кино, что арестованным отчитывают их права…

— Зачитывают, — механически поправил итальянец. — В загнивающих на корню Северо-Американских Штатах.

— Да! Да! Именно у них. Я вроде бы не арестованная, но тоже хочу о правах узнать. А то я пока больше на палочку похожа, которая в эстафете.

Строцци кивнул.

— Желание вполне законное. К сожалению, ничем не порадую. На все ваши просьбы и требования мне приказано отвечать «Да!», но поступать согласно инструкции. И не только на ваши.

Значит и посла Горелкина никто слушать не станет. Соль представилось, что она действительно эстафетная палочка… Нет, хуже, белый шарик для пинг-понга. Все время лупят — и отправляют в вольный полет навстречу следующему удару.

Лети, шарик, лети!

* * *

Первое авто ехало с включенным дальним светом, остальные держались скромнее, ограничившись ближним. Третье авто время от времени увеличивало скорость и шло на обгон, занимая место второго, чтобы через пару километров вернуться на место. Соль даже не пыталась понять, что все это значит. Вероятно, полковник Строцци надеется, что у стерегущих их злодеев зарябит в глазах.

Ей досталось место на заднем сиденье второго (временами третьего) автомобиля между двумя молчаливыми парнями из охраны посла. Сам tovarisсh Горелкин пребывал в авангарде. Соль сидела тихо, словно мышка, с грустью думая о том, что никто уже не станет давать ей полезные советы, как держать спину и делать книксен. Суровую спутницу было искренне жаль. Интересно все же, родственница ли она императору Наполеону, а если да, почему стала служить безбожникам-коммунистам? Империя? Но государство в первую очередь не территория и не границы, а идея. Большевизм — не краска, сам не осыплется.