хоть кто-то заметить, что мы долго не возвращаемся, – строил догадки Фома.

– А ты слышал о таком понятии, как боевые потери? – простонал наводчик, привстав на колено и жадно глотая морозный воздух.

Впереди за пригорком кто-то пальнул в воздух длинной очередью трассирующих. Пацаны оживились. Такую глупость могли совершить только наши. Бойцы укрылись за останками кирпичной печи, которая когда-то отапливала дом. Фома принялся орать что есть сил. Кричали матом. Звали своих на помощь, перебирая все клички и позывные роты, которые приходили на ум. Их обстреляли. Стреляли неприцельно, больше для профилактики, постепенно окружая. Наконец узнали друг друга. Схватили многочисленными руками. Понесли к позициям. Обоих ждал медсанбат.

28 декабря. Те же окраины Грозного

Светает. Ресницы тяжелее твоего боекомплекта. Полудрём мучает всех – и нас, и противника. Они ведь тоже люди, хотя прикидываются волками. С утра зарядил мелкий дождь. Вот она, апатия. Шевелиться не хочется, так бы и сидел в бронежилете, как черепаха под панцирем. Ротный начинает орать, просто так. Не хватает дневального с его криком: «Рота, подъём!» Бодро заводятся машины. С Грозного полетели гостинцы в виде мин. Теперь ложатся кучно и совсем рядом. Рвём когти из оврага и летим вперёд.

К городу подтянули свежие силы. Перегруппировались и надавили вновь. Танки отработали по всем предполагаемым огневым точкам в зоне видимости. К нам присоединились ребята из ВВ. Работают пушки боевых машин, трещат пулемёты и автоматы. Весь звуковой хаос направлен на дезориентацию противника.

Бьём с флангов, ВВ работают по центру. Чистим первые административные здания какого-то предприятия. Рядом автопарк. Вместо автобусов сгоревшие металлические коробки. Машины загоняем туда, распихиваем металлолом, освобождая место для себя. Вот она, электрическая подстанция, работала на весь район. Через дорогу от неё знакомые довольные лица. Уральский ОМОН провёл ночь на позициях бежавших чеченцев.

Проснулась мечеть. Отчетливо слышно, как работает СВД. Я бегу из оврага за последней машиной обоза. Хозяйство роты втягивается в город вслед за штурмовой колонной. У ног чиркнул по бетону свинец, вышибая осколки. Теперь бежим зигзагами. Жалеем, что не хватило места на броне. За спиной Макар и Металл, и ещё пацаны. Немец за рулём «шишиги» даёт по газам. Ему нельзя вести машину медленно, рядом разрываются мины, осколки впиваются в деревянный кузов, насквозь пробивают тент. В кузове места нет. Торчат печки-буржуйки и прочее добро старшины. Добежали до улицы, она не простреливается, укрыта бетонными стенами. Вдоль улицы бегают солдаты, кто в «сферах», кто в касках, кто в вязаных шапках. Где наша колонна и куда свернула – неясно.

– Боец, – кричу я парню в «сфере», – куда колонна пехоты прошла?! Подскажи, а то мы заблудились немного.

– Прямо и на следующем повороте налево, – ответил парень и уже собрался бежать.

– А вы кто такие? – спросил Макар.

– ОДОН, – ответил он важно и сорвался с места.

Нашли своих. Штаб батальона разместился с нами по соседству. Тут и ОМОН закрепился. Впереди идёт бой. ВВ нагло прут вперёд, развивая наступление. Мимо пронеслась машина «Урал», полная раненых. Первый знак того, что пора прекращать наступательные действия и закрепиться на отвоёванных позициях. В первую кампанию уже были попытки взять город за одну новогоднюю ночь. Ни к чему хорошему это не привело.

Наша разведка накрошила до тридцати «духов». Разложили их у штаба батальона напоказ. Я смотрел на них без эмоций, то ли от усталости, то ли от неспособности что-либо чувствовать. Трупы мужчин какие-то маленькие, скукоженные. Голый торс, почти все с контрольными выстрелами в голову. Рядом с палаткой особого отдела трое пленных. Их отчаянно бьёт женщина-медик. Бьёт полевой сумкой с красным крестом и плачет. Её уводят бойцы, взяв бережно под локти.

– Ты куда пропал, Замок? – спросил меня ротный, сидя за столом в одной из многочисленных комнат производственного здания.

– Вы приказали ждать обоз, но они на скорости проскочили мимо, – ответил я, – так что нам пришлось добираться пешком.

– Узнай, как дела у Макеева и почему не выходит на связь. У связистов возьми аккумулятор для станции. Передай, что я жду от него доклад, – приказал ротный.

– Есть, товарищ капитан, – ответил я, разворачиваясь к выходу.

Во дворе пришлось спрашивать бойцов о том, где закрепился третий взвод и как туда попасть. Объясняли все, кому не лень, но сопровождать не захотел никто.

Макеев закрепился во дворе, прямо у подножия злосчастной мечети. Солдаты прячутся кто где. У Титова из-за пазухи торчит морда перепуганного щенка. Вовремя сообразив, что сверху бьёт снайпер, командир залез в БМП и открыл огонь пушкой. Дал не меньше сотни снарядов, погасив огневую точку. В это время я прятался за дверьми десанта машины. Как только замолкла пушка, я подбежал к лейтенанту с докладом, держа в руках аккумулятор для станции. Он вылез из задымлённой башни наводчика, поправляя шлемофон на голове.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – крикнул я, немного оглохнув.

– Привет, Олежка, – ответил чумазый взводный.

– Я вам аккумулятор принёс. Вас ротный потерял. Почему на связь не выходите?

– Передай, что Макеев воюет! – засмеялся лейтенант.

Выполнив приказ, я побежал обратно, оглядывая наших соседей. Народу очень много вокруг. Медленно втянулась в город танковая колонна. Навстречу выезжают машины с ранеными. В основном ВВ. Я пытаюсь запомнить дорогу. Забегаю по пути во второй взвод. Потом ищу первый. Мне нужно знать, где и кто. И как безопасней к ним подойти. Скоро стемнеет, и вновь придётся оповещать взводы новым паролем. Над нашим районом кружат вертолёты, бьют по целям и уходят. Работают двойками, постоянно меняя друг друга. С оглушительным рёвом пронеслись штурмовые Су-25 – наши крылатые братья. Мы инстинктивно закидываем голову, наблюдая за тем, как они отстреливают тепловые ракеты. Красота. Крыши высоток трещат по швам. Откалываются огромные куски бетона, летят вниз и с грохотом падают, образуя облака пыли. Выгорают брошенные квартиры. Из окон валит чёрный дым. Целых застеклённых оконных проёмов практически не осталось. Так и хочется вызвать пожарных, но в городе их нет. Есть только поджигатели. Это мы и чеченцы.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Часть вторая

Грозный. 31 декабря 1999 года. Новый год

– Замок, поедешь со мной за подарками? – спросил Калядин, хотя мог и приказать.

– Нет, спасибо, Алексей, – ответил я, скручивая магазины автомата изолентой, – мне скоро на станции дежурить. Возьми Чунга-Чангу. Снайпер из него никакой, а вот помощник отличный. Или Метальникова с Макаровым, они во дворе с замполитом по бутылкам стреляют.

Прапорщик недовольно взглянул на меня и вышел во двор. Загремели пустые бачки для завтрака, завёлся двигатель 511-й машины, заскрежетали гусеницы по асфальтированной дороге. Я отчетливо помнил слова предыдущего «замка», поэтому старался не путать свои обязанности.

– Чего он всё время тебя к своей работе привлечь пытается? – спросил Витя Любимов.

Он лежал на ящиках с боеприпасами и смотрел в потолок, закинув руки за голову. Грузный, спокойный парень из Сибири, моего призыва. Абсолютно безобидный и отзывчивый на любую помощь – любому бойцу. Кличка Любимый как нельзя кстати подходила его натуре и характеру. По должности он был механиком-водителем, но пока без машины.

– Не знаю, Любимый, видать, боится чего-то, – ответил я, встав с лежанки и надевая бушлат.

Во дворе и в самом деле завязался стрелковый бой между пехотой и бутылками противника. На звуки выстрелов прибежали штабные. Замполиту сделал выговор замполит рангом повыше да и звёздами покрупнее.

– Что за бардак? Прекратить стрельбу, – закричал подполковник, – где командир роты?

– Так он у вас, в штабе, – ответил растерянно наш лейтенант.

– Иди лучше посты проверь, – приказал замполит батальона.

С позиций ОМОНа мне навстречу попались наши дембеля. Довольные, идут смеются, выхватывая из рук друг у друга милицейские лычки. В канун Нового года они решили подурачиться, обменяв свою «капусту» на милицейскую. Из карманов торчат бутылки водки. Это добро