Первая фигура направилась в сторону Хано, и вскоре скрылась из поля её зрения — скованная бессилием своего тела ба‘астидка не могла и дальше смотреть на свою последнюю связь с реальностью, по каким-то причинам внушавшую чувство страха и в то же время чувство доверия, чудом пробившиеся сквозь пелену столь болезненной отрешённости. Во внешнем мире не осталось ничего, и Хано закрыла глаза в попытке найти точку опоры в мире внутреннем.

Ба‘астидка закрыла глаза и погрузилась в своего рода транс, состоящий из обрывков воспоминаний. Хано пыталась вспомнить всё, что только могла, о времени, которое теперь казалось настолько счастливым и беззаботным, что походило скорее на сон, почти забытый сон. Она почти смогла увидеть один из дивных миражей, в котором можно просто сидеть у домашнего очага на коленях отца и слушать его наставления, истории, песни… Да что угодно, лишь бы этот наполненный заботой голос никогда не утихал. Хано слышала убаюкивающий голос отца, она почти чувствовала его объятия. И вдруг Хано явственно ощутила, как отец вылил на её спину ушат тёплой воды и отшвырнул её на мягкий прохладный ковёр.

***

Соли запустил руку под одну из складок своей простой на вид куртки. Он бесшумно извлёк мизерикорд — тот узкий кинжал, который всегда оставался в скрытом арсенале Эгиды Милосердного Сна и мог бесконечно повторять сам себя. Хоть Вета и подтвердила перед выходом «на прогулку за едой», что Эгида обладает подобием указанных в игре свойств, Соли совершенно не представлял, как именно эффекты и возможности станут реализовываться, и потому постарался идти, не привлекая к себе лишнего внимания. Уверенно, спокойно, без резких движений, словно так и должно быть, как будто ничего не происходит. У Соли в своё время было достаточно много практики.

Поглощение звуков в боевом режиме работало отлично. Стоило начать двигаться в сторону своей цели, как шум шагов, дыхание, сухое шуршание ткани пропали. Бесценное свойство во многих ситуациях, однако Соли ощущал некоторый дискомфорт — как он и подозревал, звуки собственного тела хоть и воспринимались в большинстве своём неосознанно, однако же были довольно значимы для восприятия себя в пространстве. К счастью, тактильные вибрации никуда не исчезли, поэтому возникшее неудобство должно было само собой исчезнуть после двух-трёх применений эффекта.

С другими свойствами Эгиды дела обстояли не так просто. Например, очевидный из названия эффект Милосердного Сна. «Если цель испытывает ужасные муки, то любое достаточно сильное духовное касание может погрузить её в состояние счастливого забытья, избавляющего от страданий». Соли приблизительно понял, как пользоваться силой духа, однако для грамотного применения доселе неизвестной энергии требовалось ещё много практики. Соли попробовал направить энергию. Ба‘астидка действительно потеряла сознание, но юноша вполне допускал, что она могла и сама отключиться, с учётом её обстоятельств.

Применение эффекта Безликого Прохожего также было не до конца понятно для Соли. Из описания было ясно только, что владелец Эгиды не мог быть обнаружен врагом, пока сам не обнаруживал себя. Ещё будучи игроком, Соли часто пользовался аналогичными способностями, которые были реализованы в SW как некий компромисс между скрытностью и невидимостью. Вот только где начинались «враги», и где заканчивалось «сам не обнаруживал себя», юноше предстояло выяснять опытным путём. То, что один увлечённый похотью мината’ур в чуть ли не сектантском халате не обращает на Соли никакого внимания, с лёгкостью могло объясняться множеством факторов, начиная с любования собственными возможностями и заканчивая банальным физическим вожделением.

Несколько раздосадованный запоздалым осознанием бесполезности собственных действий, играющий монстр недовольно пронзил шею быкоглавого агрессора, после чего резким движением руки превратил колотую рану в рваную. Он был немного рассеян, и потому не сразу заметил, что поток густой крови, вытекающий из горла медленно заваливающегося на ба’астидку мината’ура, буквально поливал её с головы до ног. Ощущение было как от плохо проделанной работы, и Соли со вздохом разъединил тела двух обмякших химер.

Вета с любопытством смотрела, как её друг недовольно хмурился, начав препарировать не успевшее остыть тело. Сам процесс суккубу не интересовал, её интересовало лишь неожиданно мрачное состояние человека. Вета подошла и грациозно уселась на свернувшуюся в клубок и мерно посапывавшую ба’астидку, она постаралась представить, как должны разговаривать профессиональные психологи. Получилось у неё довольно посредственно:

— Вас что-то тревожит, Вэ Соли? Вы хотите поговорить об этом?

— Представляешь, хотел проверить Эгиду Милосердного Сна и только в процессе осознал, что ничего на самом деле не проверяю. Теперь чувствую себя придурком. — То ли ворчал, то ли жаловался юноша.

— Ой, да ладно тебе, подумаешь, поиграл немного. Играть это круто!

— Играть круто, только когда осознаёшь, что играешь.

— Ве-ерно… Значит, ты правильно чувствуешь себя придурком. — Девушка услышала в ответ недовольное цыканье, и, как ни в чём не бывало, продолжила. — Кароч, я придумала для тебя загадку!

— Что, нормальную загадку? Или как обычно?

— Как обычно нормальную загадку. Слушай! Зачем копытному понадобилось совокупляться с кошкодевочкой? — Вета строго выпрямилась и изобразила, будто читает свой вопрос с невидимого листа. Из-за её телодвижений беспробудно спавшая ба’астидка попыталась перевернуться на другой бок, за что была беспощадно прижата к земле демоницей, недовольной этим.

Соли не проявил никакой заинтересованности. Он профессионально исследовал только что вскрытую грудную клетку «копытного». Лишь после того, как Вета демонстративно отвернулась, для большей убедительности громко хмыкнув и поджав губы, Соли произнёс, не прерывая своей работы:

— Раз это загадка, то самые популярные причины для изнасилования, такие, как самоутверждение за счёт беззащитного, не подходят. Верно? Эм-м-м, не знаю даже. Пусть будет месть.

— Эй, ты даже не пытаешься!

— Потому что загадка паршивая. Я не понимал, что творится в головах зверинца, состоящего из одного вида. А ты от меня требуешь начать ни с того ни с сего разбираться в мыслях и чувствах целого зоопарка.

— Ну во-от, теперь это почти уже и не загадка. Обидненько. В общем, ответ на не-загадку — зависть. — Слегка продемонстрировавшей своё недовольство Вете на самом деле вовсе не было «обидненько».

— Ха? И чему телёнок мог завидовать? — Соли же, в свою очередь, проявил некоторый интерес к услышанному.

— Мне-то откуда знать? Я только его чувства просканировала, я мысли читать не умею.

— То есть ты загадала загадку, не имея возможности самой найти отгадку. Это не просто паршивая загадка, это очень паршивая загадка. Требую возмездия.

Вета выглядела так, будто только что уронила дорогую вазу. Она подняла руки, показывая, что сдаётся, и неуверенно попыталась спросить:

— Что общего у ворона…

— Возмездие.

В ответ на непоколебимую твёрдость приказа демонице осталось лишь