из тех, кому посчастливилось быть знакомой с Матерью Искажений. И сегодняшние мирные переговоры были целиком и полностью заслугой Танэ’Ба’Сей.

Жрица Искажений с горькой усмешкой взглянула на чёткую границу между воинственными бивуаками и подала пра-правнукам знак, что пора отнести её в главный шатёр. Она прибыла на совет одной из первых. Обменявшись учтивыми приветствиями с уже ожидавшим начало собрания третьим советником лорда-демонида сатиром Фереспондом, Танэ’Ба’Сей с трудом заняла своё почётное место. Она с досадой вспомнила, что в этот раз демониды пригласили на переговоры одного из демонов. Обычное дело, демониды часто пользовались поддержкой демонов, ма’алаки’ же обращались к ангелам. Тем не менее ничего хорошего такой гость не сулил, ведь постороннее вмешательство в столь обострённой ситуации могло разрушить едва уловимую надежду на хрупкий мир. Танэ’Ба’Сей обречённо вздохнула. На неё нахлынула невыносимая усталость. Подобная бесконтрольная усталость всё чаще накрывала словно волной некогда гордую воительницу, должно быть из-за беспощадного ко всем старикам времени, возможно и как следствие невыносимого давления бесконечных тревог. Веки её сами собой наползли на поблекшие от прожитых Всеурожаев глаза, Танэ’Ба’Сей погрузилась в сон о временах своего столь далёкого детства. Никто не посчитал нужным разбудить задремавшую Жрицу Искажений к началу переговоров.

***

Сказать, что переговоры зашли в тупик, значит не сказать ничего. Едва заседание началось, как правители враждующих фракций — архиерей ма’алаки’ кената’ур Митри’Дат и лорд-демонид вервольф Ромулла III — начали высказывать друг другу взаимные обвинения. Советники и военачальники обеих сторон молча окидывали врагов наполненными ненавистью и презрением взглядами. Сидевшие поодаль жёны и дети правителей явно нервничали и то и дело поглядывали в сторону выхода, готовые, казалось, в любой момент забыть о нерушимом правиле и покинуть место проведения переговоров. Представители враждующих рас уже начали переходить на откровенные оскорбления и провокации, атмосфера накалялась с каждой брошенной сквозь зубы фразой.

— Вы же не думаете, что моя раса, нет, я лично смогу однажды забыть, как вы отдали приказ живьём скормить моего первенца диким волкам?

— Конечно же нет. Более того, я искренне надеюсь, что Вы лично, достопочтимый Ромулла, никогда не забудете, как живьём разрывавшее наших детей животное было точно также разорвано другими животными.

— Видимо Вы намекаете на то, что наша раса сродни животным куда более вашей расы? А те дети, что поступили в Академию Мастерства Истязания, должно быть, являлись олицетворением цивилизованности вашей расы?

— Знаете, достопочтимый Ромулла, ко мне пришла замечательная идея. Почему бы не переименовать Академию Мастерства Истязания в Академию Истинного Правосудия? Ведь что, как не правосудие, настигает тех, кто без тени сомнения вырезает под корень мирные деревни?

— Правосудие? Ты говоришь о правосудии, ничтожный мул? Где же тогда найти правосудие воинам моего Бессмертного Легиона? Знаешь, почему Бессмертный Легион намного больше любого другого? Да потому что в него попадают те, кто потерял свои семьи от ваших рук, те, кто, как и я, жаждет мести! Что, для твоего правосудия их семьи уже недостаточно мирные?!!

— Не смей равнять жизни моих подданных с жизнями демонских отродий, псина!

Неожиданно для всех певучий мягкий женский голос словно молнией прорезал готовый взорваться шатёр. Голос, раздавшийся из самого затенённого угла и приковавший к себе всё внимание собравшихся, принадлежал не кому иному, как удивительной красоты демону — девушке с чарующими черта лица, способными вскружить голову изгибами тела, угольно-чёрными крыльями и такого же цвета волосами. На губах её застыла лёгкая невинная улыбка. Глаза её, пылавшие языками чёрного пламени, поглощали сам свет, точно также, как поглощали свет её покрытые чешуёй чёрные кожистые крылья, и столь же чёрные волосы, и не менее чёрные узоры на светлой нежно-мраморной коже. Казалось, будто у цвета пламени её глаз должно быть совершенно иное название, пламенем это назвать можно было лишь с очень большой натяжкой.

— Неприятно как-то звучит — демонские отродья. Кажется, если вы оба не замолчите, будет больно.

Оба повелителя готовы были перенести всю свою злость на вмешавшуюся в их перепалку особу, перебивая друг друга, они закричали:

— Да как ты смеешь подавать голос, отвратительная дьяволица!!!

— Не зарывайся только потому, что ты демон!!!

В ответ на оглушительный рёв «Отвратительная дьяволица» никак не изменилась в лице, она лишь растворилась в воздухе и в то же мгновенье оказалась между двумя взбешёнными правителями.

— Я же предупреждала, что будет больно.

Всё тот же певучий голос хоть и оставался прежним, но мягким больше точно не казался. Теперь, когда чёрное пламя её глаз начало разрастаться язвами на телах лорда Ромуллы Третьего и архиерея Митри’Дата, беспощадно пожирая их плоть и заставляя корчиться в ужасающе-беззвучной агонии, стало ясно, что мнимая мягкость голоса — лишь маска леденящей ярости.

Наблюдавшие за жестокой расправой над своими господами политики и воины постепенно приходили в себя, многие из них обнажили своё оружие — мечи, когти и клыки. Все они жаждали разорвать дьяволицу на части, но никто не решился сдвинуться с места. Ненависть вступила в схватку со страхом. Один из воинов, закованный в тяжёлый латный доспех демонид, тануки, сдавленно прохрипел, совершенно не осознавая истинный смысл своих слов:

— Не надейся уйти отсюда живой, предательница.

***

Танэ’Ба’Сей видела сон. Не просто сон, она видела воспоминание, она вновь переживала один из самых важных дней своего детства. Она видела сон о том далёком дне, когда ей пришлось проститься с самой Праматерью, прародительницей рода химер.

Танэ вовсе не считала себя ребёнком. Недавно минуло восемь лет-Всеурожаев с тех пор, как Танэ появилась на свет. Это значило, что не более одного Всеурожая отделяло ба’астидку от времени, когда она способна будет зачать и выносить дитя, не боясь навредить себе и плоду. Юная Танэ’Ба’Сей и сама уже начала ощущать изменения, замечать первые признаки зрелости. И её это печалило. Танэ сожалела о том, что ей так и не довелось почувствовать себя ребёнком.

Танэ была старшей. Иногда она с завистью смотрела на тех химер, что были моложе неё, и потому могли с любопытством изучать неизведанный мир, подаренный Матерью, могли ссориться и мириться друг с другом, могли отлынивать от работы и капризничать, могли попросту бездельничать или придумывать игры. Придумывать игры, в которых никто не умирал. Они были младшими нового поколения. А Танэ была одной из немногих старших.

Танэ была также и младшей. Она была младшей дочерью. Она была младшей сестрой. Она никогда не спала в клетке и не ела с земли. Она с младенчества знала, что можно общаться с помощью слов и ходить на двух ногах. Её никогда не дрессировал хозяин,