Влетев в пустую спальню, Жюли бросилась на кровать, яснее, чем прежде, ощутив исходившую из расположенного под ними машинного отделения вибрацию. С дрожью в теле она облизала губы. Неужели на них остался след от его поцелуя? Жюли потянулась к родинке – проверить, не уменьшилась ли та в размере, – но нечаянно наткнулась рукой на бумажный пакет, и, невольно улыбнувшись, открыла его.

В бумажном пакете лежали маленький пакетик с имбирным чаем и записка. С замиранием сердца Жюли дрожащими руками развернула записку. И хотя в ее тексте она тут же заметила несколько ошибок, написана она была удивительно занятным почерком: с завитушками, причудливыми заглавными буквами и массой нелепых акцентов[13], так что казалось, будто слова посыпаны сухим укропом.

Моя дорогая Жюли!

Я дарю Вам этот пакетик с чаем в надежде, что он сотворит для Вас такое же чудо, какое Вы сотворили для меня. Когда в тот день Вы поймали мою шляпу, это было знамением. Между мной и Вами есть связь, и я знаю, что Вы тоже это чувствуете.

Ваш Николай.

Любовное письмо? Жюли озадаченно заморгала. Она не могла поверить в случившееся. Мужчина – высокий, сильный, интересный мужчина – увлечен ею, Жюли! Впервые в жизни у нее появился поклонник.

Теплыми влажными руками она открыла пакетик с чаем и вдохнула его аромат. Запах был опьяняющий и напоминал о тепле, исходившем от Николая, – его рук, его голоса, его губ. Этот судовой механик сам вроде парового котла, мысленно рассмеялась Жюли. Она почувствовала, что внутри у нее все тает. Закрыв глаза, она еще раз вдохнула аромат чая.

Дверь в спальню с грохотом отворилась, и в комнату вошли две прачки, они громко жаловались на пятна кларета и явно едва держались на ногах от усталости. Жюли закрыла пакетик с чаем и достала из шкафчика старую книгу: потрепанный томик Жюля Верна под названием «Михаил Строгов», в котором она уже не один год подряд хранила письма своих братьев. Преодолевая легкое головокружение, Жюли перечитала записку, аккуратно вложила ее между страницами книги и, чтобы поскорее испробовать чудодейственное средство, поспешила на кухню.

Паскаль, шеф-повар в третьем классе, понравился Жюли с первого их знакомства. Этот полный мужчина с крупным носом и узким венчиком волос на макушке (как раз чтобы держался поварской колпак!) был втрое старше Жюли и был он одним из тех старых неотесанных моряков, которые выдавали себя за грубиянов, хотя на самом деле отличались мягкостью и добротой. Кто знает, может быть, именно в таких моряков со временем превратились бы Жан-Франсуа и Дидье.

Отложив в сторону обжаривание говяжьих костей, Паскаль заварил для Жюли чашку чаю.

– Имбирный? – понюхав, проговорил повар. – Плохо себя чувствуешь, а? И это при том, что море как зеркало? Бедняжечка ты моя.

Паскаль протянул Жюли чашку, погладил ее по голове и вернулся к приготовлению обеда.

Жюли, жонглируя чашкой с горячим чаем, пакетом и книгой, вошла в женскую столовую. Она решила, что, пока будет пить чай, прочтет несколько страниц из этого старого романа, но ей никак не удавалось сосредоточиться. Она вынула записку и несколько раз перечитала ее. Проводя пальцем по затейливым закорючкам, она сфокусировалась на трех словах: «чудо», «связь» и «Ваш». Глубоко вздохнув, она бросила взгляд на сидевших в столовой женщин – одни штопали одежду, другие играли в карты, – чтобы убедиться, что они не проявляют интереса к ее письму и за ней не подсматривают. Нет, им не было никакого дела до маленькой девушки с клочком бумаги в руках. Жюли отхлебнула глоток чая – его чая – и подумала: слава богу, теперь ей наконец будет полегче.

Неожиданно рядом с ней на скамейку плюхнулась Симона, глаза ее сияли от возбуждения.

– Ни за что не угадаешь, что случилось!

– Что?! – чуть не подпрыгнув, спросила Жюли.

Она на миг подумала, что Симона собирается сообщить ей что-то новое о ее русском поклоннике.

– В Саутгемптоне на «Париж» сели Мэри Пикфорд и Дуглас Фэрбенкс! – завопила Симона. – Они здесь, у нас! В первом классе!

Хотя Жюли и позабавило своеобразное утверждение Симоны, что первый класс находится «здесь у нас», тем не менее эта новость произвела на нее впечатление.

– Не может быть! – присвистнув, воскликнула Жюли. – Послушай, а ты случайно их не видела?

– Нет, но их видела Луиза. Она только что забрала у них белье в стирку. – Симона вздохнула. – Вот бы и нам с ними познакомиться! Давай сегодня вечером проберемся в первый класс и заглянем в щелочку в их столовую?

Симона захлопала в ладоши.

– А может, они выйдут на палубу и будут танцевать в лунном свете, прямо как в кино!

– Вот было бы здорово! – согласилась Жюли. – Я в любом случае собиралась сегодня вечером выйти на палубу.

Жюли на минуту задумалась: но ведь ей не с кем было поделиться, кроме как с Симоной, и она решила показать ей записку. Она вытащила ее из книги и, держа в руке, приостановилась.

– Симона, ты умеешь хранить тайны? – спросила она.

– Конечно, умею, – ответила Симона и уставилась на листок бумаги. – А что это такое?

Жюли протянула ей записку и, чтобы Симона не заметила, как она покраснела, уткнулась носом в чашку, вдыхая остатки имбирного аромата. Она внимательно следила за тем, как Симона водила глазами по бумаге.

– Ничего себе! – изумленно глядя на Жюли, произнесла она. – А кто это?

– Русский механик. Я познакомилась с ним вчера, когда мы уходили из порта, – объяснила Жюли. – Мы уже пару раз встречались на палубе. Он позвал меня там же встретиться с ним сегодня вечером.

– Ну и везет же тебе! – воскликнула Симона. – В первый же день и такой улов!

– Улов? – запинаясь, переспросила Жюли.

– Ну да! Во время нашей подготовки я слышала, что на каждую сотню работающих на борту мужчин приходятся две женщины. И подумала, что мне так везет впервые в жизни!

Рот Симоны растянулся в такой широчайшей улыбке, что она теперь походила на лягушку.

– Эти моряки сильные ребята, настоящие крепыши, – продолжала она, – не то что те, которые вернулись в Харфлер с войны, – кто без руки, кто без ноги…

Жюли вся сжалась. Она забрала у Симоны записку и положила ее обратно в книгу.

– Очень романтичная записка, – с видом знатока заметила Симона. – А у него нет случайно дружка?

– Дружка? – переспросила Жюли. Она уже пожалела, что заговорила с Симоной о Николае.

– Что ж, когда пойдем сегодня вечером на палубу, спросим его об этом, – заявила Симона. Она явно составила себе план на вечер.

– Насчет сегодняшнего вечера… – запинаясь, проговорила Жюли. Ей вовсе не хотелось, чтобы Симона шла вместе с ней и, наговорив лишнего, поставила ее в неловкое положение. – Меня беспокоит мадам Трембле. Не думаю, что она обрадуется, когда обнаружит, что нас нет на месте.