— Ну… — говорю я и лихорадочно соображаю. — Если спереди большой вырез, то спина в таком случае обычно закрыта.

— Согласна, — отвечает она. — Потому что платье довольно откровенное.

— И хорошо, что откровенное, — говорит Кэти. — Тебе посвятят не один столбец.

— Только что там будет написано?! — спрашиваю я. — Можно выставить всю задницу напоказ, как Кэйли Брук в платье от Julien Macdonald, но поможет ли это голливудской карьере Ванессы?

— А что, если сделать такой же вырез на спине? — твердит Кэти.

— Если ты хочешь платье от Macdonald, то следовало бы обратиться к Макдоналду, — говорю я и чувствую некоторое раздражение. Она мне указывает! — Я таких вещей просто не делаю.

— Ты права, — говорит та. — В самом деле, кто захочет походить на отчаянную девицу из «Большого брата»?

— Или на Викторию Бэкхем, — добавляет Ванесса.

— О Боже, точно, — отзывается Кэти, морща нос.

— Итак, вырез спереди и воплощенная скромность сзади, — говорю я.

Ванесса кивает.

— Звучит заманчиво.

— И я бы предложила темно-фиолетовый цвет. Это платье из будущей осенней коллекции, и, если ты наденешь его этой осенью, цвет сыграет на руку нам обеим.

— Обожаю фиолетовый, — говорит она.

— Можно добавить яркости, — продолжаю я. — Но мы обсудим это позже.

— Замечательно, — говорит Ванесса.

— Да, — соглашается Кэти. — Надеюсь, никто, кроме Ванессы, не собирается появиться в таком платье?

— Никто, — отвечаю я.

— Составим договор? — спрашивает она.

— Не говори глупостей. — Я улыбаюсь. — Премьера через десять дней. Как бы я умудрилась сплавить его еще кому-нибудь за столь короткий срок?

— Я просто проверяю, — говорит она. — Это моя работа.

— Разумеется.

— Хочешь пойти на премьеру? Конечно, хочешь. Сможешь сфотографироваться рядом со своим творением.

— Хм.

Не уверена, что действительно этого хочу. Должна признаться, что при виде ковровой дорожки сердце у меня отнюдь не начинает трепетать от радости. Ненавижу ковровые дорожки. Мне от них становится плохо. Не люблю, когда громко называют мое имя — или когда вообще о нем умалчивают (такое тоже может быть). Самый популярный дизайнер на сегодня — это, наверное, Стелла, затем Маккуин, потом Мэтью Уильямсон, а все остальные вряд ли извлекают из этого какую-нибудь выгоду. Кое-где появляется Вивьен Вествуд. Патрик Кокс выжимает все возможное из своих творений, выходя в обнимку с Лиз Херли. Но мне по большей части нравится оставаться за кулисами.

— Полагаю, что пошлю туда Александра, — говорю я. — Он любит такие развлечения.

— Ну, так подумай над этим, — отвечает Кэти. У нее звонит телефон. Она начинает разговаривать и мимоходом шепчет: — Извини. Это из журнала Sun… Как бы то ни было, без комментариев! Что? С кем? Ты уверена? Но он ведь женат…

Она затыкает одно ухо и начинает мерить шагами мой кабинет. Ванесса улыбается и делает движение к двери.

— Когда ты сможешь прийти на примерку? — спрашиваю я, заглядывая в свой ежедневник, где значится сто одна встреча с поставщиками тканей. Я уже почти сожалею, что согласилась шить ей платье. Все еще беспокоюсь, что впустую потрачу силы и отдам какой-то неизвестной актрисе вещь, которая способна стать хитом сезона. Это значит, что впредь я не смогу предложить это платье никому из номинантов на «Оскар» или на «Золотой глобус». Оно уже будет использовано. Никто не захочет быть вторым. Но с другой стороны, я что-то не вижу на Бервик-стрит очереди из потенциальных номинанток — и, судя по тем отзывам, которых удостоилась моя коллекция, вряд ли увижу.

— Я приду завтра, — говорит Ванесса.

— Завтра?

Завтрашний день весь загружен встречами с торговыми агентами. Чтобы раздобыть ткань для создания новой коллекции, нам с Александром придется увидеться примерно с двумя сотнями поставщиков. Кое-какие образцы мы отобрали еще на Premiere Vision, в том числе ту темную шотландку, но работы все еще остается чертовски много. Нам нужны джерси для юбок и хлопок для блузок. И я очень хочу найти ярко-розовый шелк на подкладку пиджаков, как было задумано. Если ведущими в моей коллекции станут мотивы шотландской вечеринки, то мне понадобится по- настоящему роскошная ткань немного в духе начала XX века. Встречи с поставщиками мы назначили впритык, чтобы поскорее с этим разделаться. Но так и труднее сосредоточиться: спустя какое-то время ткани сливаются перед глазами в одну нескончаемую ленту. Приходится быть в чудовищном напряжении, иначе утратишь бдительность. Помогает кофе. Мы просматриваем пробник за пробником. Я перебираю ткани, все время держа в голове желаемый образ. Иногда картинка меняется — если попадается особенно шикарная фактура, но в основном я подгоняю ткань под образ, а не наоборот. В некоторых случаях мы просим, чтобы этот материал не продавали никому, кроме нас. Для маленькой фирмы вроде нашей очень важно, чтобы та ткань, которую мы закупаем для блузок, не всплыла, например, у Marks & Spencer. Почти всегда, учитывая объем заказа, поставщики соглашаются.

— Завтра я свободна только в восемь утра, — предупреждаю я.

— Хорошо, — говорит Ванесса.

— Захвати с собой стринги и туфли на шпильках.

— Прошу прощения? — переспрашивает она с легким изумлением, выходя на площадку и натягивая узенький жакет. — Стринги и шпильки?

И смотрит в сторону Александра.

— Не нужно меня стесняться! — кричит тот из-за стола. — Я стопроцентный гей.

Последние десять дней я провела, можно сказать, не выпуская из рук Ванессу Тейт. Я беспрестанно тыкалась носом в ее подмышки и головой — в живот, ощупывала ей грудь и ощущала на себе ее дыхание, так что наша связь мало чем отличалась от любовной. Создание платья для клиентки — невероятно сближающий процесс, и, учитывая мой напряженный график, почти все примерки проходили ранним утром, кто-либо из нас не всегда успевал толком привести себя в порядок и окончательно прогнать дремоту. К концу недели я могла утверждать, что по-настоящему узнала эту девушку. И в отличие от большинства знаменитостей, которых мне доводилось одевать, она оказалась очень милой. Платье же получилось просто потрясающим.

Вчера вечером, когда я приехала к Ванессе, чтобы внести последние штрихи, увидев его, я с трудом сдержала слезы. Перебирая варианты цвета и ткани, мы все-таки остановились на фиолетовом шелке. Работать с ним было дьявольски трудно. Дорота чуть не бросила все на середине, потому что, как она выразилась, «эта ткань, черт ее дери, живет собственной жизнью»! Вывертывается из-под иглы и не поддается строчке. Но все же Дорота с задачей справилась — и у нас осталось еще три дня в запасе. И тогда я вызвала мастерицу-вышивальщицу бисером, чтобы отделать корсаж. Это медленная, кропотливая работа и вдобавок недешевая. Но я знакома с Анной Марией, пожилой владелицей итальянского кафе, со времен моего переезда в Лондон — а с тех пор минуло уже пятнадцать лет, — и по сей день она меня неплохо выручает. Ее муж умер лет двадцать тому назад, так что когда Анна Мария не хозяйничает в кафе, то подрабатывает рукоделием. Итальянке нравится это занятие; она говорит, что ей всегда есть чем занять себя длинными вечерами. В результате я получила истинный шедевр. Где надо — ткань лежала, где надо — струилась. Платье вышло одновременно шикарным и сдержанным, сексуальным и элегантным. Было совершенно очевидно, что это плод немалых дизайнерских усилий: оно облегает тело, как перчатка, и изумительно переливается. Я едва подавила восторг и была близка к тому, чтобы пойти на премьеру: мне очень хотелось увидеть реакцию публики. Но… пошел все же Александр.