Во-вторых, я всегда замечала за окружающими утром особое душевное расположение, позволяющее им быть откровеннее, чем днем или вечером. Одни это делают, чтобы от них, наконец, отстали и дали доспать часик другой. Другие выбирают честность, потому что не хотят начинать свой день со лжи. В любом случае, каждая из причин всегда нам с Игнатом на руку. Какая разница, что вынуждает быть честными, главное — результат!

Потому мы с Игнатом и выдвинулись на дело ранним утром, отказавшись от завтрака к сущему неудовлетворению сонного мага, по натуре и выбору сове, и столкнувшись в главной гостиной со спешащим по своим делам Ланфордом. Он-то и сообщил чудесную новость — теперь нам открыта возможность телепортации прямиком в резиденцию во все помещения, кроме некоторых, доступ к которым закрыт ото всех. Но нам туда не очень-то и хотелось, в самом деле.

Сразу после отбытия Ланфорда, к нам вышел Велесвет, явившись под очи Игната, чего обычно домовые не делают. Не хочу говорить, что маг этим фактом возгордился, но взгляд его стал определенно более выразительным. И выражал он гордость за себя, любимого.

— Ты хочешь пойти с нами? — удивленно спросила я у Велесвета.

На что он, пожав плечами и махнув рукой, ответил:

— Давно не выбирался за пределы резиденции. — произнес он. — Интересно, чего же хворь наделала, да и не по-соседски это как-то. Чай сколько лет здесь живу, а с водяным ужо добрых десять лет не виделись.

Вот так вот мы втроем и оказались у некогда болота, а теперь у чистого источника, пестрящего пусть не идеально голубой водой, но определенно гораздо более свежей и прозрачной. Теперь мы даже могли видеть дно, а со временем пыль, наведенная мной вчера, окончательно уляжется и станет вода такой, какой можно ее представить в мечтах.

К слову об уляжется. Уж не знаю как, но водяной наше приближение почувствовал сразу, выплыл из глубин, воодушевленный и, судя по зажатым в руках ведерку и лопатке, подозрительно похожих на детские, с боевым настроем.

— О-о, ведьма. — протянул он, широко улыбнувшись и явив нам три ряда острых, как клыки, зубов. — Не обманула ты меня, и правда порядок навела. Давно-давно я свой прудик таким чистым не видел.

— Ой, ну ты ля как сказал. — фыркнул домовой, оглядевший пруд с интересом существа, примерявшего, где бы еще можно воспользоваться моей силой у него в пенатах. — Только ты, хвостатый, свое болото прудом и называл, а теперь-таки же да, чистый стал. Не засри!

Игнат, до того откровенно клевавший носом, после последнего заявления как-то разом приободрился и навострил уши. Вот ведь, человек! Только дай ему повод поучаствовать в хорошей потасовке!

Водяной, в свою очередь, в такой восторг от заявления домового не пришел, напротив, брови-водоросли нахмурил и взглянул белыми зрачками на Велесвета, словно только сейчас его и заметил.

— Да как у тебя язык вообще поворачивается, мышь же ж ты застенная! Да я свой прудик так люблю, так люблю!.. — не сумев подобрать нужных слов, водяной от переизбытка слов начал бить себя по груди, разбрызгивая во все стороны капли, падающие росой на сухую траву. — Вот, как люблю, даже дно расчищаю от остатков грязи!

Вперед на всеобщее обозрение оказались выставлены ведерко с лопаткой, которые при ближайшем рассмотрении все же оказались детскими.

— И где же ты это спер, пузырь? — поинтересовался домовой, заставив водяного почему-то сначала приобрести подозрительный салатовый окрас, а следом зайтись мелкими полосками, как речной окунь.

— Слушай, Влад, а ты уверена, что мелкий, — шепотом произнес Игнат, кивнув на домового головой. — чисто по-соседски в гости заглянул?

— Ну да, — недоуменно отозвалась я. — а что?

— Да чего-то не слишком дружелюбные они, — хмыкнул маг.

— А, ты про это. — отмахнулась я, тоже понизив голос. — Водяные и домовые не слишком ладят, как правило. Да даже водяные с лешими, хотя казалось бы, заведуют смежными территориями, а на контакт идут неохотно, только из необходимости. Сейчас у них поток любезностей закончится, и перейдем к сути.

— Ничего я не пер! — отозвался водяной возмущенно. — Это подарок мне.

— От кого же? — вопросила я с подозрением.

— Да ходит здесь один местный, — махнул рукой водяной. — дурной совсем.

— Конечно, дурной, — хмыкнул домовой, оглядев пространство вокруг. — кто же из умных в такую чернень-то сунется? Нормальные существа в такие места не ходют, землю и без того страдающую не топчут, одни дурачки и ходют, конечно. Кому бы еще водяной, черт этот водный, сдался бы, как не дураку?

Водяной, отчетливо проскрипев зубами, все же смолчал, продолжив рассказ, глядя только на нас с Игнатом и демонстративно игнорируя Велесвета.

— Так вот он мне и принес, — выставил вперед лопатку и ведерко, забитое илом, водяной. — на благосклонность надеется, рыбу у меня ловить хочет.

— Да какая у тебя рыба-то? — фыркнул домовой. — Такую съешь разок да и здравствуй недобрая кишечная палочка.

— Ну все, достаточно колкостей. — произнесла я и, усевшись на поваленное у прудика дерево, вопросила: — Теперь-то расскажите, что за хворь у вас страшная приключилась? Кто виноват в ней и что делать?

Водяной и домовой, заслышав мои вопросы, разом приглянулись, явив удивительное единомыслие.

Игнат же, услышав мой вопрос, подался вперед с жадным любопытством. Его лицо, до того заспанное и несчастное, разом приободрилось. Признаться, было в сонном маге что-то домашнее, уютное. Взъерошенные волосы, торчащие колом достаточно сильно, чтобы пролетающие мимо птицы с интересом заглядывались на потенциально приемлемую недвижимость. Модная в последнее время густая щетина оттеняла черные, как уголь, глаза, свидетельствующие о неком опыте в черных науках. Сам Игнат никогда в этом не признавался, но по офису давно ходили слухи, что был в его жизни опыт некромантии. Я в это свято верила, сама ни раз видела, как от одного его взгляда некоторые существа пытались провалиться сквозь землю и провести там годик другой.

— Да ежели бы мы знали, — хмыкнул водяной, вырвав меня из размышлений.

Он, отложив инвентарь в сторону, подплыл ближе к берегу и вылез наполовину на сушу, оставшись плавником в воде. Велесвет, прекратив ерничать, тоже подошел ближе, заняв пенек у кромки воды.

— Мы, ведьма, свои задачи выполняем исправно, ты не думай. — произнес Велесвет. — Да только много их, не сразу чужие горечи замечаем, свои беды исправить пытаемся. Потому и не понял я сразу, что хворь на нас напала жуткая. А когда спохватился я, то поздно было уже: весь лес съела, окаянная.

— Да и не сразу замечать мы ее стали, чернынь-то эту. — вздохнул водяной. — С нас пошло это, с леса. Леший мне еще весной этой жаловался, что подснежники первые света не увидели, не показались вовсе. А те, что показались, черной смертью померли.

— Значит, был все же леший. — ухватилась я за слова водяного, подавшись вперед.