– Она наверняка потрясена твоими новостями.

Я молча киваю, ощутив на мгновение спазм в горле.

– А Анна-Мария… остается Анной-Марией.

– О, Анна-Мария. Она всегда меня смешила.

– Думаю, она действует так на всех.

– Я даже не сомневаюсь. – Он потягивает водку, глядя в свой бокал. – Так что… а что ты собираешься делать со своим оставшимся временем?

– Ну, сейчас я все еще работаю.

– Серьезно?

– Да, я должна. Ну ладно, не должна, но хочу. Это идет мне на пользу. Мой рабочий день сократился, и, наверно, я скоро уволюсь, но пока это дает мне цель.

– Боже, это так стоически. Я бы, наверно, захотел бы сбежать на какой-нибудь пляж и напиться в дрова.

Я усмехаюсь:

– Ну да… Мы все думаем, что сделаем нечто подобное, но когда это случается, поступаем по-другому. Мы цепляемся за то, что кажется безопасным.

Гарри берет меня за руку:

– Слушай, давай добавим немного раскованности и перейдем на тот диван. Он как раз освободился. – Он подает знак официанту, чтобы тот взял наши напитки. Я иду с ним, наслаждаясь ощущением своей руки в его, и мы садимся на большой диван. Он обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, точно так же, как раньше.

Как будто ничего не изменилось.

– Я так рада, что мы смогли встретиться, Гарри, – говорю я. – Но так жаль, что это все. Конец пути.

Я ничего не могу с собой поделать. Одинокая теплая слеза стекает по моей щеке.

– Эй! Что случилось с женщиной, которая не грустит?

– Мужчина напротив нее слишком мил. – Это звучит приглушенным шепотом.

– Я больше никогда не буду милым снова, – произносит он, вытирая мою слезу. – Черт! Черт! Черт! Как, черт возьми, это могло случиться? С тобой, самой удивительной из людей?

– Потому что дерьмо случается. Даже когда ты удивительная, – пытаюсь я пошутить.

Он притягивает меня ближе.

– Ты всегда делала меня счастливым.

– Я? – Против моей воли слезы берут верх. – Перестань быть милым! – Я уже практически плачу в голос. – Гарри, знаешь, ты никогда не говорил мне этого, когда мы были вместе.

– Я говорил! Всегда говорил, что люблю тебя.

– Это другое дело, – возражаю я сквозь рыдания. – Люди могут жрать друг друга и при этом говорить: «Я люблю тебя». Как будто это все меняет.

Он протягивает мне бумажную салфетку:

– Возьми.

– Я что, паршиво выгляжу?

– Да.

– Спасибо. Продолжай в том же духе. – Я вытираю глаза и сморкаюсь так деликатно, как только могу. – Большую часть времени я в порядке. Я не всегда так выгляжу, честно.

– О чем ты говоришь? – спрашивает он изумленно. – Ты вовсе не обязана быть в порядке. Все это ужасно. Тебе позволительно и поплакать.

– Я знаю, знаю. Но я не хочу. Не сейчас, с тобой! Я такая идиотка, Гарри. Как я вообще тебя отпустила…

– Пожалуйста, не накручивай себя.

Он целует мои мокрые щеки, потом смотрит на меня с нерешительностью:

– Есть идея. Ты не обязана отвечать сейчас, но… Ты позволишь помочь тебе? Я хочу быть рядом с тобой. Если хочешь.

Так, нам нужно сейчас сделать паузу.

Вы это слышали? Пожалуйста, засвидетельствуйте это, если я начну думать, что мне показалось.

– Ты серьезно? – спрашиваю я. – В смысле, действительно хочешь сделать это для меня? Пройти через все это дерьмо, грязь, уродство?

– Ну, может, это уж слишком. – Гарри улыбается, рассеянно играя с моими пальцами, как делал раньше. – Да!!! Сквозь все это дерьмо, грязь, вонь, уродство, омерзение… – Он ловит мой взгляд и осекается. – Ладно, теперь я зашел слишком далеко. – Его глаза улыбаются. – Но серьезно, да! Я готов. Я имею в виду, очевидно, в то время как ты все еще работаешь, я все-таки тоже должен работать, но… но когда я тебе понадоблюсь, обещаю, я буду рядом.

Я сглатываю:

– О Боже, Гарри. Я никогда не думала, что услышу это от тебя.

– Почему же? Я такой ужасный?

– Нет, нет! Конечно, нет.

И я снова ругаю себя за все свои неуместные подозрения.

Гарри предлагает отвезти меня домой.

– Не волнуйся, я могу вызвать «Убер».

– Не глупи, тебе больше не нужно исполнять свой номер «я такая независимая и самодостаточная». Сейчас я здесь. Меня не будет по крайней мере дней десять. Прими мою помощь, пока можешь.

– Десять дней? – вздыхаю я.

– Извини. Ты знаешь, как это бывает. Но я могу вернуться в любое время.

Я киваю. Он такой искрений.

– Ладно, водитель! Отвези меня домой, пожалуйста. Адрес тот же. Ничего не изменилось.

«Абсолютно ничего, – добавляю я про себя. – Пока».

Мы выходим из здания, держась за руки, улыбаясь и чувствуя себя уютно друг с другом, как будто сумели вернуться в прошлое. На мгновение я даже могу притвориться, что снова чувствую себя хорошо. Моя рука в его руке помогает мне забыть о болезни.

Мы идем вместе по улице, и Гарри обнимает меня, защищая от осеннего ветра и сырости. Мы приближаемся к зданию, где он живет, – переоборудованному промышленному складу. Проходим через атриум[28] и останавливаемся у лифта.

– Я бы пригласил тебя зайти, но ты выглядишь уставшей.

– Я и правда устала, – подтверждаю я.

Мы спускаемся на лифте вниз к подземной парковке. А вот и он. Винтажный «Мерседес», стоящий на своем обычном месте. Я вздрагиваю.

– Ты в порядке? – спрашивает Гарри.

Я помню, что у его автомобиля – самый неудобный салон из всех возможных, а еще жесткая подвеска. Его следовало бы уже продать на металлолом. Дорогой металлолом, конечно, но тем не менее. Но Гарри, я думаю, любит эту машину больше, чем когда-либо любил женщину. Это, наверное, самые долгие отношения в его жизни.

– Тебе никогда не нравилась эта машина, верно?

– Да, никогда.

Мы трясемся и подпрыгиваем, пересекая Лондон, и наконец он останавливается, втиснувшись в единственное свободное место на парковке перед моим домом.

– Я бы пригласила тебя зайти, – говорю я. – Но, боюсь, меня может стошнить.

– О, извини. С тобой все будет в порядке?

– Как только я выйду из этой машины и глотну свежего воздуха, то да.

– Я должен был подумать об этом. Надо нам было ехать на «Убере»!