Потом я был стеной и шкафом, просто сквознячком. Вскоре я не мог разобраться, кто же я, что меня тянет и что отталкивает, я стал то ли всем, то ли ничем, как запутавшийся герой песни "Интернационал". Я никогда не исчезал, я был всегда и везде…

Потом зрение мое замутилось, как ветровое стекло автомобиля где-нибудь в Череповце, и я едва добрался до мягкой поверхности, чтобы опуститься на нее задницей. Когда взгляд прояснился, то первом делом вперился в работающий экран. Там показывали мне Бекки и Хелен. Мисс Федорчук что-то лопотала и зыркала похотливыми глазами-блестками на Бекки. Та вела себя расслаблено, понимая, что от податливости зависит ее благополучие. Увы, обе бабы сейчас выглядели для меня какой-то пакостью.

Другой экран показывал жену мою Риту, она была грязной и оборванной, ползала в каком-то засраном подвале словно опарыш. Я понял, что эфир прямой. Но как не искал в себе жалость, ничего такого не нашел.

А затем спиной уловил, что не один. Обернулся и в самом деле – в кресле с высокой спинкой, что располагалось у окна, сидела мать. Как раз в той одежде, в которой ушла на последнюю охоту.

– Ты здесь? Значит, все обошлось. Хорошо, что ты добралась до этого хреновенького канадского городишки, который немногим лучше, чем Няксимволь – здесь тоже хватает шаманов.

Я подошел ближе. Какая там мать. Это была Хелен. Странно, что я их спутал.

– В самом деле, какая разница. Посчитай, сколько у тебя было мамаш за несколько миллионов лет?– предлагает Хелен.

Мне кажется это правильным. Наверное, я окончательно свихнулся.

– Как такие спорные суждения вылетает изо рта руководителя солидной фирмы?

– Более чем солидной. С полудня мы обладаем многомиллионными активами.

– Значит, ваш вирус урыл "ролл-оновские" фирмы, мисс Федорчук?

– Первая часть операции завершилась, Ник. Мы резко приблизили Слияние.

– Как же вы, мисс Федорчук, рассуждаете о Слиянии после этих лесбийских штучек.

Хелен отреагировала на упрек спокойно.

– Эти кроватные выкрутасы только для прорыва. Если что-то тебя сдерживает, прорвись.

– Отлично. Я непрочь прорваться к вам. Может, юркнем в койку?

Мисс Федорчук рассмеялась сухим почти старческим смехом.

– Вам, Микола, вам это не для прорыва надо, а чтобы взять меня под контроль.

– Да, ладно не напрягайтесь, Хелен. Во мне же одна духовность осталась.

Но тут меня поймал импульс и я кинулся на эту тетку. Даже что-то сорвал с мисс Федорчук, кажется блузку. Но мне своевременно пшикнул в физию газовый пистолет и я хорошо поплыл.

А перед внутренним взором опять замаячило материно лицо. Умеют, суки, работать. Не зря этот микрочип мне в крестец впился. Но такие мысли недолго меня доставали.

Я ловил ее руку, руку матери и просил прощения. Лицо матери нахально сменялось физиономией Федорчук, мордой медведицы, кустом сирени, обглоданным черепом, сухим пнем.

– Поэтому мы тебя выбрали, а не прикончили.– донесся трескучий даже искрящийся голос Хелен.– Ты живешь с нами в одном лесу. Ты составляешь вместе с нами один лес, оттого твои идеи нам очень помогли. Придумав "Секту", ты как бы дал нам план действий…

В следующее просветление я нашел в своей комнате всю сектантскую шатию-братию, включая Пеку и Оксану. На этот раз их физиономии мне показались симпатичными, даже родными.

– Ну вы пришли вовремя. Надеюсь, я стал относиться к вам лучше не из-за микрочипа, а потому что вы умылись и причесались.

Мы уселись на ковре в кружок, взялись за руки и сразу все понеслось. Никто не приставал с заданиями, не лез с наставлениями; я знал, что делать. Ковер пророс цветами, стебельки и травинки щекотали голые ноги. Потолок стал подниматься, а мы начали опускаться. Я видел, что из ковра-лужайки торчат только головы, какой-то цветок щекотнул мне нос, я чихнул, а затем настала мгла. Мы были уже под землей. Иногда легкие всполохи позволяли увидеть чернозем, белесые корешки, червяков и куколок, кротовьи ходы. Следом наступили гранитные немного мерцающие толщи, дальше базальтовые, глянцево-черные. Потом была тьма, слегка подмазанная багровым излучением, в ней принялись мелькать лица и тела, они теснились все кучнее, быстро утончались, делались струйками, голоса превращалась в назойливое жужжание.

И наконец остались только вихри, искрящиеся разрядами вихри. А еще ниже стихли и вихри, была только потрескивающая пустота, впрочем присутствовали какие-то скрытые и мощные течения.

Потом я перестал их чувствовать, и сразу в меня вошла вся мощь и многомерье вихрей, и миллиарды лиц и тел, и хлопотливая жизнь корешков, червяков, бабочек, мышек, птичек. Я сразу оценил их убогое житие: еда, выделение, размножение. Но то были всего лишь вектора, по которым напирала жизнь. Стали ясны клавиши, на которых играли "владыки судьбы". И вся эта жизнь, созданная порождающей силой времени, и все машины с инструментами, созданные энергией сознания, двигались к порче, распаду, разложению, съедаемые уничтожающей силой времени. Сейчас мы могли подвинуть этих "владык" и занять их места. Мы сделаем так, что миллиарды клеточек-особей, в которые вливается жизнь, заощущают себя частицами целого и будут сознательно служить общим целям. Вот тогда и уничтожающая сила времени будет превращена в порождающую.

Потом словно на лифте я проехался вспять, в исходную комнату. Все члены нашей команды поднялись на ноги, выдохнули и отправились в подвал. Там нас стало уже двадцать. Мы начали брать из ящиков оружие. Я подхватил автомат "Интерармс" 7,62 – это что-то вроде Калашникова – с лазерным целеуказателем и подствольным гранатометом. Люблю увесистое оружие. Скрепил клейкой лентой три магазина. Пека взял автоматический гранатомет, крупногабаритная Оксана – крупнокалиберное помповое ружье. Потом мы принялись переодеваться. Одни напялили белые халаты медработников, другие – синие спецовки техперсонала. Негры и желтолицые натянули на головы черные маски. Я облачился в спецовку и вместе с еще шестью товарищами уселся в фургончик с надписью на борту "муниципалитет Питтстауна". При этом я чувствовал почти физически, что меня как стакан наполняет новая сила и новая воля. Я ощущал себя кровеносным сосудом большого и умного организма.

Мы двинулись от клиники к центру города и остановились возле старого и приметного конторского здания на Кингсроуд. Построили его еще в сороковых годах, здесь обосновались филиалы и даже штаб-квартиры известных и крупных компаний.

Кстати, когда мы подъезжали, я заметил, что с четырех сторон у двадцатиэтажного дома пустое пространство: площадь, автостоянка, еще одна автостоянка, небольшой скверик.

Мы оставновились не с фасадной стороны. И вошли через служебную дверь, пронося оружие в ящиках для инструментов и под мешковатой одеждой. Сонный охранник ни одним усом не шевельнул. Дальше мы разделились. Я вместе с Пекой переместился в сортир последнего этажа, где мы достали оружие, я свой "Интерармс", он – коротенький пистолет-пулемет "Беретта 951Р" и автоматический гранатомет. В кармашки моей куртки легли гранаты. Еще надели мы и пояса с самохватами. К ним полагался моток тоненького, но крепкого тросика с якорем на конце. Напялили очки переменной прозрачности, наушники с микрофонами, прицепили цифровые кодирующие приемники-передатчики.