думать о ней. Ты живешь во дворце из мороженого, сидишь на кресле из булок, листаешь вафельные книги. Помнишь сказку Джанни Родари?»

Люся засуетилась, поставила чайник. Захар деликатно пропал.

– Даже яблоки убрали, умницы какие.

Счастливая мама-теперь-и-бабушка поставила на стол стопку коробок из пекарни-кондитерской.

– Чайком сейчас побалуемся. Вот, вчера ходила специально. Очередь отстояла. У них после девяти вечера скидка на все тридцать процентов. Пончики даром почти.

«Шоколадные пончики!»

«Замолчи».

Люсина мама-теперь-бабушка открыла коробку и наклонила ее, демонстрируя свои сокровища.

«Четыре коробки. Пончиков. Шоколадных!»

«Уймись!»

– Не гляди такими голодными глазами. Садись и не вздумай отказываться. Вон какая худющая. Как чупа-чупс. Одна голова осталась.

Тая послушно села, сложив холодные руки на коленях.

Она уже не помнила, когда в последний раз ела нормально.

Еще один поход к ручью ничего не изменит.

И понеслось.

Арбуз, чай, хлеб, пончики, ветчина, сыр, пончики, хлеб, ветчина – все вразнобой. Без разбора. Жадный прет летел, как мотылек на свет, на любой кусок. Рот послушно мял эти куски. Ничего не несущие, не значащие. Не насыщающие, удушающие. Не спасающие, убивающие.

Люся с ужасом наблюдала за подругой.

Контраст с тем утром, когда перед Таей лежала на столе одна лишь морковка, обескуражил ее.

Она не знала, что думать.

Очевидно было лишь одно: с Таей что-то не так.

И она, Люся, должна понять. Она, Люся, не может так все оставить. Тая – ее лучшая подруга!

Семь.

Люся считала.

Семь шоколадных пончиков исчезло внутри Таи.

И еще бутерброды.

Это казалось невозможным.

– Я пойду пройдусь. – Тая поднялась из-за стола.

Люся не собиралась напрашиваться с нею; она решилась незаметно проследить за подругой.

– Куда это она? – удивилась мама.

Выйдя со двора, Тая на всякий случай оглянулась и побежала, как обычно.

Избавиться! Как можно скорее!

Люся, хотя ей безумно хотелось броситься вдогонку сразу же, терпеливо выждала несколько минут.

– Я тоже прогуляюсь, мам… Извини.

Идти пришлось очень быстро – Тая скрылась за поворотом, и, пока она еще куда-нибудь не свернула, нужно было успеть достичь перекрестка, где боковая улочка пересекалась с главной улицей садоводства.

Разбрасывая широкими шагами легкую длинную юбку, Тая торопливо шла по главной улице. Бежать она уже не могла – первого импульса хватило от силы на сотню метров. Сказывались переедание, общая усталость от постоянного чередования голода и обжорства.

Люся семенила по главной улице, стараясь не упускать из виду яркое пятно подругиной юбки. Место было открытое, и если бы Тая оглянулась, то непременно заметила бы преследовательницу.

Но она шла с каждой минутой, казалось, все быстрее – Люсе пришлось сделать пару коротеньких перебежек, чтобы совсем не отстать.

Неведомая цель поглотила Таю. Она шагала, будто бы ничего не видя вокруг. Обогнув шлагбаум, девушка покинула садоводство. На шоссе, катящееся вниз по склону, следом вышла и Люся: красная юбка маячила далеко впереди, потом внезапно свернула – замелькала короткими всполохами среди деревьев в лесу.

Люся заволновалась.

Что, если она не найдет подругу?

Или, что хуже, столкнется с ней нос к носу?

Тая сразу ведь все поймет.

Но выбора не было.

Унимая сердце, сорвавшееся в галоп от быстрой ходьбы и волнения, Люся свернула с дороги.

Среди валунов, в глубоком каменистом русле шуршал поток.

Идти дальше вроде бы было некуда – если бы Тая гуляла вдоль ручья, она не успела бы скрыться из виду.

Где же?

Люся прошла немного вперед по камням и осторожно выглянула из-за валуна в человеческий рост.

Отсюда не было видно Таю – место, надо сказать, она выбрала с толком, – но сквозь мягкий шум воды можно было расслышать, если напрячься и знать, что что-то должно быть слышно, как внизу будто бы откашливаются, только слишком уж странно, исступленно, рывками, с жутким гортанным хрипом.

Держась за валун, Люся осторожно слезла, сделала несколько мелких шажков по хрустящему галечнику; стараясь не шуметь, присела за вторым валуном, поменьше. Выглянув из-за него, она наконец-то увидела подругу.

Сидя на корточках, Тая тяжело дышала; пригоршнями бросала себе на лицо ледяную воду. Ее «освобождение» завершилось только что: поток еще не успел окончательно растворить и унести остатки неоднородной коричневатой слизи.

– Господи, Тая! Что ты делаешь?! – воскликнула, не сдержавшись, Люся. Изумление и ужас владели ею. Она стояла, согнувшись и опираясь на валун, не в силах сдвинуться с места; ее глаза широко раскрылись.

Тая проглотила пригоршню воды и медленно повернула голову. Она тоже была напугана, но, кроме этого, морально уничтожена, унижена, посрамлена… Булимичка, которую застали врасплох, застигли на месте преступления; несчастная ненормальная девочка, чью тайну так оскорбительно и безжалостно раскрыли.

– Ты что? Следила за мной? – только и смогла произнести Тая злым, срывающимся голосом.

Ужас первых мгновений у Люси постепенно проходил, уступая место негодованию.

– Так вот как ты, оказывается, приобрела себе идеальную фигуру! Хорошенькое дело! И на елку влезть, и коленочки не ободрать. Думала-гадала я, как это тебе удается – лопать за четверых и оставаться тоненькой тростиночкой! – Люся разошлась. Вообще говоря, она была мягким, спокойным человеком, даже робким, старалась по возможности избегать конфликтов, в большинстве случаев уступая. Тая не помнила, чтобы подруга закатывала кому-либо обвинительные скандалы. Впервые она видела Люсю в таком гневе.

– Знаешь, что я чувствовала, – продолжала, выпрямившись и сделав шаг вперед, Люся, – когда ты один за другим поглощала пончики с шоколадным кремом? Ты сожрала их семь, семь штук! Мне неловко было брать себе, иначе бы не всем хватило! Теперь я понимаю, куда исчезала еда! Наши запасы! Конфеты, печенье… Ты все съедала и за себя, и за меня, я-то, дура, даже не задумывалась, что может быть такое… такое! О! Это… У меня нет слов. А свежая творожная булочка, которых было всего две?! Мне так хотелось ее попробовать, я оставила, потому что была сыта, но я думала, что каждой по одной, и ты догадаешься, это же так просто! Но ты и ее сожрала! Мою булочку… – Люся остановилась перевести дух.

– Твою булочку? – повторила Тая со странным удивлением в голосе. – Твою творожную булочку? – Она резко выделяла интонацией слово «твою». – А ты! Ты… – воскликнула она, задохнувшись от прорвавшегося отчаяния. – Ты надругалась над моей мечтой! Ты забрала самое дорогое, что у меня было! Ты… Ты…

Тая на мгновение умолкла, подбирая слово.

Слово росло внутри Таи, пухло, распирало ее.

Губы Таи дрожали, брови съехались к переносице, некрасиво сминая кожу.

Две подруги стояли друг напротив друга, как две горы; мимо шла вода, катилась, отмеряя секунды.

– Ты предательница.

Слово родилось.

Родилось и жило, вибрируя, резонируя в ребрах.

Люся хотела ответить.