«К лучшему»… Ни малейшей собственной вины король не чувствовал.

Тем более ни в чем не винил себя Стамфордхэм. В письме лорду Эшеру, в котором он благодарит его за некролог о покойном императоре, личный секретарь короля лицемерно писал:

...

«Случалось ли когда-нибудь более жестокое убийство, и проявляла ли когда-либо наша страна такую черствость и такое равнодушие к трагедии подобного масштаба? Что все это значит? Я весьма благодарен королю и королеве за то, что они посетили эту заупокойную службу. У меня пока что нет сведений о том, что премьер-министр или Форин-офис присылали туда своих представителей. Куда подевались у нас чувство сострадания, чувство признательности, наконец, просто чувство приличия?…

Какие страдания пришлось вынести за этот год бедному, несчастному императору!.. И почему германский император не поставил условием заключения Брест-Литовского мира освобождение царя и его семьи?»

Эшер ответил с нескрываемым сарказмом:

...

«Смею предположить, что по той же причине, по какой наше собственное правительство не стало добиваться освобождения царя у Милюкова: по причине нравственного бессилия, боязни критики, измышлений, оскорблений».

Именно при Георге V Англия первой из западных держав признала легитимной власть большевиков в феврале 1924 года. Христиан Раковский, имея ранг поверенного в делах, не приглашался в Букингемский дворец, и король был избавлен от необходимости встречаться с представителем правительства извергов, погубивших кузена Ники. Когда уровень дипломатических отношений был повышен, и ко двору прибыл для вручения верительных грамот советский посол Григорий Сокольников, Георг сказался больным, и в церемонии участвовал его сын. Но на приеме 27 марта 1930 года королю все же пришлось пожать руку советскому послу, а в 1933 – и наркому иностранных дел Максиму Литвинову, который еще 15 лет назад считался опасным радикалом, а в 1908 был арестован во Франции при попытке разменять в банке деньги, добытые при разбойном нападении на инкассаторов в Тифлисе.

* * *

Георг V умер в январе 1936 года, когда над Европой сгущались тучи новой войны. И лишь полвека спустя открылась тайна его смерти.

В ноябре 1935 королю исполнилось 70 лет. Жизненные силы в нем угасли. Всем, кто его видел вблизи, был ясно, что он не жилец. Восемью годами прежде, в ноябре 1928, он уже побывал одной ногой в могиле.

Тогда король внезапно и очень сильно занемог. К одру болезни в Букингемский дворец был вызван королевский врач Бертран Доусон – лорд Доусон, пожалованный званием пэра за выдающиеся заслуги в здравоохранении. Он сразу понял, что дело плохо. Анализ крови показал стрептококковую инфекцию в легких. Рентгенологи подогнали грузовик со своей аппаратурой к окну спальни, пропустили кабель через окно и впервые в истории сделали рентгеновский снимок в «полевых» условиях пациенту, лежащему в постели.

Королю был поставлен диагноз: септицемия. Это заражение крови гноеродными микроорганизмами, в данном случае стрептококками, которые, размножаясь в крови больного, насыщают ее токсинами, вызывающими массовую гибель эритроцитов, поражение органов кроветворения и выделения. Недуг сопровождается высокой температурой и помутнением сознания. Сегодня эту инфекцию лечат большими дозами антибиотиков и сульфаниламидов, а в то время метод был лишь один – откачать гной. Однако для этого нужно было найти очаг абсцесса, но это и не удавалось – он находился слишком близко к диафрагме.

Правительство готовилось к смене монарха. Члены Тайного совета убедили короля передать им его полномочия. Из Таньганьики с сафари был вызван наследник. Больше всего Доусон боялся, что сердце короля не справится с нагрузкой. И он решился.

Старшая сиделка сестра Блэк вспоминала впоследствии, что Доусон вошел в спальню, когда король находился в коме. Доусон взял шприц и почти без колебаний вонзил иглу в грудную клетку пациента, по какому-то непостижимому наитию точно угадав нужное место и откачав 16 унций гноя. В тот же вечер хирург удалил Георгу, который все еще пребывал без сознания, ребро и сделал дренаж пораженного правого легкого. Вскоре король пошел на поправку.

Так Доусон спас жизнь Георгу.

Но в январе 1936 дело обстояло гораздо хуже. 17 января король слег с острым бронхитом. Его сердце работало с перебоями, он терял сознание и снова приходил в себя. На третьи сутки Доусон понял, что Георг умирает. 20 января стало последним днем его жизни. За ужином с семьей короля, но в его отсутствие, Доусона спросили, каким будет следующий бюллетень о состоянии здоровья монарха. «Полагаю, говорить о деталях уже поздно», – ответил Доусон и написал на подвернувшейся под руку карточке меню: «Жизнь короля мирно близится к завершению». Архиепископ Кентерберийский Космо Ланг причастил умирающего Святых Тайн и прочел над ним молитву. Вскоре после полуночи по радио был передан последний медицинский бюллетень: «В 11 часов 55 минут вечера король мирно скончался».

Лорд Доусон лечил еще двух королей, сыновей Георга Эдуарда VIII и Георга VI, а также иностранных монархов – королеву Норвегии Мод и короля бельгийцев Леопольда III. От Эдуарда VIII он получил титул виконта. Он скончался в марте 1945 года, за два дня до своего 81-летия, от скоротечной пневмонии в своей лондонской квартире. Спустя пять лет историк Фрэнсис Уотсон, собирая материалы для биографии придворного лекаря, наткнулся в его личных бумагах на записи, которые Доусон вел для себя у постели умиравшего короля. Содержание этих заметок настолько поразило Уотсона, что он не решился предать их огласке в жизнеописании Доусона, которое вышло в свет в 1951 году.

Он опубликовал записи лишь в 1986, когда ему самому было уже 76 лет. На вопрос, почему он молчал так долго, Уотсон отвечал, что делал это по настоянию вдовы Доусона.

Из дневника доктора Доусона британцы узнали шокирующую правду: король Георг V умер не своей смертью.

20 января, откушав с королевским семейством, Доусон вернулся в спальню пациента. Король спал, затем впал в кому – «неглубокую», по мнению Доусона. Его последними словами, сказанными в сознании, были «Черт бы вас побрал», обращенные к сестре Блэк, делавшей ему укол. В двенадцатом часу ночи врач записал:

...

«Около 11 часов стало очевидно, что последняя фаза может длиться часами, без ведома пациента, что мало приличествует высокому титулу и умиротворенности, которой он в высшей степени заслуживал и которая требовала непродолжительного финала. Часы ожидания механического конца, когда всякое подобие жизни уже минуло, лишь изнуряет наблюдателей и держит их в напряжении, поскольку они ничем не могут помочь, кроме желания утешить, причастия или молитвы. По этой причине я решился положить конец и сделал (сам) инъекцию % грана морфия и вскоре после этого 1 гран кокаина в раздувшуюся яремную вену. (1 гран = 0,0648 грамма. – В. А.) Примерно через четверть часа дыхание стало спокойным, внешний вид – более безмятежным, физическая борьба прекратилась».