– У нас в парке нет диких. У нас только белочки, – сказала одна мама, испуганно округлив глаза.

– Тогда вы научите детей делать кормушки! – предложила вторая мама.

Но брутальный Стас поморщился. Кормушки – это для девчонок.

Он забрал своего Макса, оставив мамочек в легком замешательстве. Они вроде бы получили приглашение на, так сказать, свидание, но не поняли, когда оно состоится. И главное – строгать ли бутерброды или этот папа найдет в парке дикого кабана, убьет и принесет им шкуру и мясо?

– Интересно, а что с его женой? – подала голос бабуля.

– Может, умерла. Неудобно как-то спрашивать, – тихо сказала мама, которая готова была бутерброды резать.

– Почему сразу «умерла»? – хохотнула бабуля. – Может, он отобрал у нее ребенка и лишил ее родительских прав!

– Вы слишком много смотрите телевизор, – осадила бабулю вторая мама, – на вид он вполне приличный человек.

– Маньяки тоже прилично выглядят, – зловеще произнесла бабуля.

– Ну а вы-то откуда знаете? – возмутилась мама. – Вы что, – специалист по маньякам?

– Нет, я в детской комнате милиции работала, – ответила бабуля, – и проблемных детей всегда вижу.

– Он не ребенок. Он мужчина, у которого, наверное, случилось горе. Вон он как с сыном носится! Все бы отцы так носились!

– А вы и рты пораскрывали?! У вас что, мужей нет? Говорю вам, что-то там не так. Он же охотой увлекается? А вдруг он ее убил?

– Ну вы тоже скажете!

– Я просто детективы люблю, – призналась бабуля.

Выяснить, так или не так, не удалось – никто не осмелился спросить у Стаса, куда подевалась биологическая мать его сына. Я еще подумала, что бабуля, может быть, и права. Меня сочетание имен удивило – Стас, не Станислав, и Макс, не Максим. И глаза Стаса – холодные, жестокие. Сын его явно боялся. Когда отец его окрикивал, мальчик аж вздрагивал всем своим тщедушным тельцем.

Весь вечер разрабатывали схему – как отправить Симу в школу с лыжами. И как ее там переодеть на четвертый урок, потом снова переодеть и отправить на пятый. Дело не в том, что она не умеет сама одеваться или раздеваться. Наоборот – она делает все прекрасно. Но так тщательно и методично, что, пока она оденется, урок физкультуры закончится. Ведь у нее вообще все должно быть четко. Если на куртке есть молния и кнопки, то все кнопки должны быть непременно застегнуты, все до единой. Иначе – ни шагу на улицу. Это Вася мог выбежать в одной лыже и даже этого не заметить. Сима не такая: ей нужно дойти в сапогах в школу, переобуться в сменку, потом переобуться в лыжные ботинки и снова – в сменку, а потом опять – в сапоги. Сима у нас больше всего на свете следит за тем, чтобы во всем был порядок. Если положено три пары обуви, то должно быть три отдельных мешка для сменки. И пока она все тщательно не упакует, с места не сдвинется – пусть физрук хоть оборется.

Стою, жду ее у бордюра, когда встречаю после школы. Так вот, пока она шапку не завяжет, будет стоять и завязывать. То, что можно сделать два шага, подойти ко мне, и я завяжу шапку, ей даже в голову не приходит. То, что можно вообще шапку не завязывать, – тем более.

У дочки для каждой кофточки, платья – отдельные вешалки. У нее с раннего младенчества любимое развлечение – упаковывание и складывание. Она собирала «сортеры» за три секунды. Это такая штуковина с прорезями, куда надо запихнуть фигуры по форме – круг, квадрат, пятиугольник. Предполагается, что ребенок учится различать формы. Сима быстро сообразила, что нужно делать, но формы так и не выучила – она просто не любит, когда что-то на полу валяется. В чем-то есть и моя вина. Когда дочке было года четыре и она на что-то дулась или обижалась, я начинала складывать рубашки мужа. Как в магазине. Застегнуть на пуговицы, загнуть рукава, два раза завернуть, расправить. Сима немедленно осушала слезы и завороженно следила за моими действиями. Сейчас она точно так же складывает свои футболки и толстовки. Носки она сворачивает в аккуратный валик и раскладывает лесенкой в ящике. Я ее этому не учила, точно. Как не учила расправлять покрывало на кровати, чтобы не было ни единой складки. Это она в отца пошла. У обоих – компульсивное расстройство, или как там это называется.

Я предлагала пойти в школу сразу в лыжных ботинках, но дочь с мужем посмотрели на меня как на сумасшедшую. Они вообще если из дома выходят на прогулку, то с огромным рюкзаком, в котором лежат жизненно необходимые на ближайший час вещи – начиная с сока-воды-баранок и заканчивая запасными перчатками, салфетками во всех видах и чуть ли не сменой белья. С таким запасом можно и на сутки уезжать в другой город, не то что на час в парк уходить.

Так вот, Сима с папой обсуждали, нужна ли им отдельная шапка для лыж или обойдутся одной. И куда положить запасную пару перчаток? Да и колготки нужно будет сменить на термобелье.

– Странно, что ты не спрашиваешь, есть ли в школе душ, чтобы принять после лыжной прогулки, – пошутила я и поняла, что точно эту же фразу уже произносила, когда в первый класс пошел Вася.

Муж задумался. Сима тоже.

– А пирожок? – спросила дочь, когда они решили все-таки обойтись одним комплектом верхней одежды.

Пирожок с чаем она всегда ест после тренировки на горных лыжах. У них с отцом такой ритуал. И без пирожка она домой не вернется. Я застонала и взялась за вязание. Это увлечение последней недели – я вяжу салфетки крючком, вспомнив, как в детстве ходила на кружок вязания, который ненавидела. Но моя бабушка считала, что умение вязать – необходимый для жизни навык. Что ж, она оказалась права. Я вяжу бесконечные цветочки и успокаиваю нервы.

У Симы тоже случился кризис. Видимо, Пушкин стал последней каплей. Утром объявила, что в школу ходить не хочет, потому что ей нет еще семи лет. Вот семь исполнится, тогда и пойдет. Пришлось напомнить, что сегодня лыжи и, наверное, это будет весело. Не зря же они столько с папой тренировались. Дочь согласилась сходить в школу исключительно ради лыж, приговаривая, что сегодня уж пойдет, так и быть, а потом – только после дня рождения. Нет, пойдет прямо на день рождения, потому что в школе книжки дарят на день рождения. Так что за подарком она, пожалуй, сходит. Но Пушкина учить больше не будет. Никогда.

Вася перестал удивляться, что я встаю по утрам. Он вообще, как мне кажется, потерял способность удивляться. И стал нежным. Даже спрашивает, как у меня дела. У мужа свои проблемы. Когда он отводит Симу в школу, то возвращается в возбужденном настроении.

– Почему они желают детям «хорошего дня?» – спросил у меня муж. – Один папа сказал сегодня дочке «хорошего дня!». Он что – продавщица? А одна мама сказала сыну, чтобы тот шел в класс с «позитивным настроем». Они что, совсем, что ли?

Мне, в принципе, все равно, что там кто кому желает. Когда я отвожу дочь, заматываюсь в шарф по самые глаза и никого не вижу и не слышу.