Голос в голове пропал, но навеянный образ так меня и не покинул, звал и тянул к себе, столько было в нем отчаяния и надежды! На душе тяжко и тоскливо, ощущение надвигающейся беды, неотвратимой, неизбежной, сопротивляться которой сил нет, да и желания.

«К чертям все, моему другу худо, он зовет меня, надеется на помощь, он верит, что я приду, он надеется, он ждет!»

В темпе подскочил, почти в полной темноте оделся и экипировался, из оружия нацепил метательные ножи и тесак, но вся надежда только на кубик. В свете разгорающегося костра (успел подкинуть пару поленьев) рассмотрел сторону кубика с красной небольшой полоской, зажал пальцами сильно, чтобы не выронить, и пустился с какой только мог скоростью на выход к дороге. Шишки набитые не считал, пару раз падал довольно жестко, по-моему, даже порвал штаны и разбил в кровь коленки, но кубик из руки не выпустил. Вылетел из хода на свежий воздух. Темно, небо закрыто тучами, звезд не видно, с левой стороны черная стена скал, с правой, на фоне чуть посветлевшего неба, виднеется увал. Нужно к памятнику, но, если нестись по тропинке монстрика, шуму будет много, да и через кусты пробираться незамеченным не выйдет. Направился на увал, с горем пополам сполз по косогору в канаву возле дороги и осторожно, стараясь не шуметь, двинул к постаменту. Когда забрался на увал, посмотрел на памятник: он весь светился, но не спокойным зеленоватым цветом, а ядовито-желтым, распространяющим угрозу и тревогу, и возле него отчетливо выделялись какие-то фигуры, две из которых — весьма впечатляющего размера и роста. Значит, посетители, и такие, которым отказать собачка не смогла. И угроза явная, без драки не обойдется.

Жить очень хотелось, ведь только все начало налаживаться. Бросить и уйти к себе я не мог, да и бессмысленно это: если гады грохнут бобика, тогда хана придет и мне. Найдут сразу, так что без вариантов: хочешь жить сам — лиши жизни пришлых, они явились явно не с хорошими намерениями.

Подкрадывался осторожно, постоянно прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Сойдя с дороги на тропинку, ведущую к постаменту, увидел картину своего ожидаемого кошмара.

Вплотную к памятнику, не доходя всего маленький шаг, расставив руки в стороны, лицом к бобику стоял пигмей; стоял молча, слегка покачиваясь из стороны в сторону. По бокам от него, немного сзади — два гиганта, очень похожие на активных участников того кошмара, в который попал я, когда первый раз очнулся в этом мире. Ну вот и встретились! Ярость, дикая ярость проснулась во мне при воспоминании о криках девчонок и парнишки, истязаемых ублюдками. Убить, во что бы то ни стало — убить! Непонятная сила наполняла все тело, жажда крови просто зашкаливала.

Бобик носился по периметру постамента, пытаясь лапой достать незваных гостей, но жизненное пространство у него, видимо, ограниченное, и в бессильной злобе он продолжал носиться перед пигмеем, не в состоянии достать ни его самого, ни сопровождающих. Я приблизился к ним шагов на десять. Вдруг пигмей что-то закричал, высоко задрав руки над головой, и в тот же миг от постамента в его сторону потекла ручьем серебристая субстанция, осязаемая и видимая. От наслаждения ушастый запрокинул голову назад и выгнулся всем телом.

Бобик закричал:

— А-а-а!

Громкий, дикий крик боли, заглушивший даже рев водопада. Быстро вскинув руку, я направил кубик отверстием в пигмея и нажал спуск. Огненный шар вылетел из отверстия и, набирая скорость, врезался в свечение, что образовалось вокруг маленького колдуна.

Взрывом меня отбросило назад шагов на пять, обдав горячим воздухом. Кулон на животе раскалился и жег кожу: видимо, это он обеспечил мне более-менее мягкое приземление и защиту от жара. Пигмей и стоящий слева от него великан подались от взрыва вперед, как раз настолько, чтобы попасть в ласковые лапы собачки. Гигант еще пытался трепыхаться, оказывая сопротивление, а пигмей уже валялся на каменной плите поломанной куклой.

Сил у меня после применения своего оружия практически не осталось, я так и сидел на заднице, безучастно наблюдая за перипетиями сюжета ночного боевика. Через пару мгновений все было кончено: голова великана, сделав замысловатый кувырок, рухнула где-то в кустах.

Пора вставать да глянуть, что там с собачкой… Разлитая субстанция медленно втягивалась обратно, в основание постамента. Медленно поднявшись, я сделал тройку шагов к памятнику, как вдруг отчетливо услышал в голове предостерегающий возглас. Оглянувшись по сторонам, с ужасом увидел поднимающуюся гигантскую фигуру.

Вся левая сторона лица ублюдка была сожжена и покрыта сплошной коркой горелого мяса. От кожаного плаща шел дым, в руке эта сволочь сжимала клинок. Бобик сделал отчаянный бросок в сторону великана, но невидимая граница безжалостно отбросила его назад. Сделав пару кувырков через голову, моя собачка растянулась на плите. Гад медленно приближался ко мне, а у меня начиналась паника, даже про метательные ножи забыл, и информацию о трости будто стерли из памяти.

Надвигающаяся фигура застилала все пространство передо мной. Выкинув руку вперед, ничего не соображая, повторно нажал на кнопку спуска.

Что там дальше произошло, мне было все равно. Меня качало, я еле стоял на ногах, в глазах темно. Пахнуло жаром — и я снова в полете… неясный красный свет… скулеж в ушах…

Влетел в кусты, проломив собой небольшую просеку, отлежался минут десять, сознания не терял — просто воспринималось все, что происходило со мной, отстраненно, немного заторможенно. Попробовал пошевелиться — получилось, перевернулся на живот, встал на четвереньки, потом, еле поднявшись на ноги и шатаясь, поплелся на свет, как тот мотылек. Шел долго, спотыкаясь и временами останавливаясь. Впереди отчетливо виднелся постамент, излучающий красивое ярко-красное свечение.

Предостерегающий крик в голове раздался слишком поздно! Ища опору, чтобы устоять на ногах, я двумя руками схватился за каменную плиту постамента, оставляя на нем кровавые следы, и тут меня прошило током. Непонятная субстанция метнулась ко мне по кровавому следу, прорывая защитный купол, и я закричал…

День десятый

Сколько это длилось, не знаю, но очнулся я в кустах от укусов комаров и мошкары. Голова болела — жуть. Открыл глаза — день в разгаре, на постаменте в позе пограничной собаки мой пес, причем каменная голова повернута в мою сторону. Посторонних нет. Посмотрел на свои ладони. Волдыри ожогов большие, надутые, любое движение пальцами причиняет острую боль. Есть хотелось страшно, мошкара и гнус донимали, видно, отыгрываясь за прошлые неудачи. Скосил взгляд вниз.

Да-а, ну и видок! Рубашка разорвана на груди, штаны порваны, колени ноют и саднят. Прибавить к этому полное истощение… как еще душа держится — не зря говорят, что гвоздями к телу прибита. Ноги, руки двигаются; пробую встать.

С третьей попытки удалось. Осмотрелся вокруг. Странно — никого. Я же видел у «младшей» караван! Он уже прошел — и сюда никто не заглянул? Ну и то хорошо! Осторожно приблизился к постаменту. Пигмей и безголовый гигант — на месте; кстати, крови, вытекшей из трупов, на постаменте нет, плита кристально чистая. Я от удивления провел левой рукой по отполированной каменной поверхности… совсем забыл про волдыри. Резко отдернул руку. Боли не было. На ладони ощущение, будто что-то мешает… поднес ее к глазам. А где волдыри?