– Ну, какой же я гость, я просто слуга ваш покорный, – сладко проговорил Андрей Ильич, но его маленькие, глубоко посаженные глазки блеснули с вызовом, а может, и с угрозой.

Врач смотрел мимо него:

– Маша, вы все поняли?

– Конечно, Александр Сергеевич. Сейчас все сделаю. Сию секунду.

Они замерли, глядя на удаляющуюся прямую спину, потом Маша прошептала:

– Вы на него не обижайтесь. Он стал невыносимый. У него самого с ребенком беда. Вроде бы нет надежды.

– От беды, Машенька, страховки нет… Но то не повод… Я хочу сказать: не плюй в колодец… – Не закончив фразу, Андрей Ильич быстро и неслышно удалился. Просто исчез.

– Как у всех крыши едут, – удивилась Маша.

Поздно ночью в «Скорую помощь» Санкт-Петербурга поступил вызов. «Пожалуйста, быстрее, – произнес взволнованный женский голос. – Сильный сердечный приступ. Возможно, инфаркт. Цепко Вадим Герасимович, пятьдесят семь лет. Адрес: улица Лени Голикова…»

«Скорая» приехала через пятнадцать минут. Дверь открыла женщина средних лет с миловидным осунувшимся лицом, не спеша провела бригаду в комнату и тихо сказала:

– Вы опоздали. Он умер.

Она стояла неподвижно, пока врачи пытались делать мужу массаж сердца, не издала ни звука, когда его уносили. И лишь закрыв дверь, повалилась на пол, забилась, закричала:

– Господи! Я хочу с ним! Умоляю тебя, Господи! Не оставляй меня здесь без него!

Сергей получил в ГИБДД список инспекторов, дежуривших в ночь похищения Вани, и уже вторые сутки проводил в поисках и встречах с этими людьми. Его интересовала информация о красных «Жигулях» с мужчиной за рулем и ребенком либо большим свертком в салоне. Чаще всего, к сожалению, постовые вспоминали похожую машину с мужиком за рулем, но не могли вспомнить номера и был ли в салоне сверток. Машины с детьми запомнились, но они все были старше, чем Ваня. Одни сидели рядом с водителем, другие спали на заднем сиденье и вставали, когда машину останавливали. Обнадеживало лишь то, что путешественников с детьми было мало в это время – с трех ночи до шести утра. Сергею удалось все же записать несколько номеров машин, в которых ехали мужчина и ребенок – «маленький», по определению инспектора. Вдруг он подумал, что мальчика могли везти из Москвы. Значит, надо опрашивать инспекторов, дежуривших за Кольцевой. И что делать, если его увезли из города?

– Что делать, Дина, если Ваню увезли из Москвы? – позвонил он своей партнерше-заказчице.

– Я думаю, пока просто узнавать, – вздохнула Дина и задумалась. – Нет. Все-таки не должны увезти далеко. Зачем похитителям тащить ребенка в другой город без документов? Разве не проще передать его покупателям здесь? В Москве легче затеряться.

– Ну, это в том случае, если его похитили не для конкретного заказчика. А если мальчика именно в другом городе и ждут? И именно этого мальчика? Миллион «если». Одному мне его не найти. Надо ребят привлекать.

– Каких ребят?

– Нормальных, профессиональных. Действующих милиционеров, которые в свободное время ищут прибавку к зарплате не на рынках, а готовы помочь такому частному элементу, как я.

– Правда? И что, есть какая-то такса?

– Плюс-минус сто баксов в день. За служебную информацию отдельно.

– Здорово. Молодцы. А я думала, у них там только оборотни в погонах.

– Ну, это дело вкуса. Как везде.

– Слушай, а дело Марины Федоровой не закрыли после признания Степана и его смерти?

– Нет. Ничего там не сложилось. Они ведь звонок в квартиру Федоровых сняли, проверили на отпечатки, следы обуви в квартире проверили. Не складывается. Случайность его гибели тоже сомнения не вызывает. В общем, его можно забирать, хоронить… Наверное, мы должны помочь.

– Что значит – помочь? Надо все сделать. Баба Лида – это беспомощный ребенок. Одна на свете осталась… Да, знаешь, я Масленникову рассказала, что мы этим делом занимаемся. Ничего?

– Конечно, все нормально. И что он сказал?

– Что изучит заключение эксперта, протоколы осмотра, все прочее. Может, у него какое-то соображение возникнет.

– Они у него всегда возникают. Правда, он как-то подустал в последнее время. Следаки говорят: уже не рвется сам все расследовать, доказывать. Больно много дел появилось, к которым его откровенно не подпускают. А для судов он вообще злой гений. Им за оправдание уже все наличными отслюнявили, а тут он со своими доказательствами. Так что ты на него не особенно дави.

– Да я вообще… просто понять хочу логику этого преступления, какой бы сумасшедшей тварью ни был тот, кто его совершил.

* * *

Гера Цепко появился в училище лишь во второй половине дня. С утра Раиса возила его в «Останкино» – показывать организаторам фестиваля. Их принимали, как английскую королеву с одним из принцев. До прослушивания дело почему-то не дошло.

– Почему не прослушивали? – довольно переспросила Раиса в машине. – Рано. Пусть подождут. Ты, конечно, парень золотой, с бриллиантами, но им твои таланты до… В смысле им не до твоих талантов и красоты. Они пока варежки открыли в ожидании моих спонсорских денег. Ты не беспокойся. Я всегда знаю, когда клиент созревает и в какой степени.

Гера вошел в аудиторию в новых кроссовках, красивой короткой куртке и дорогих джинсах, сияя ямочками на щеках. Дима, парень, с которым он снимал квартиру, сказал: «Тебе утром мама звонила. Сразу после того, как ты ушел. Просила срочно перезвонить».

Гера, красуясь, вынул из кармана изящный, как игрушка, серебристый мобильный телефон. Небрежно набрал номер.

– Мама! Знаешь, откуда я звоню? Из училища. Из аудитории. По мобильнику… Что? Мама, что? Как? Нет? Папы нет? Да. Я еду.

Гера страшно побледнел, сгорбился, нетвердыми шагами вышел в коридор и прижался лбом к оконному стеклу. Это невозможно. Как это? Вчера папа был, а сегодня уже нет? И ничего нельзя изменить? Какая страшная несправедливость. Он не узнает, что Гера, возможно, поедет в Юрмалу. Зачем что-то делать, если нет того, кто так радовался его успехам. Отец – лучший человек на свете. И какую тяжелую, нищую жизнь он прожил. Какую короткую. Как страшно болит душа. Эта боль не пройдет никогда. Гера закрыл лицо руками и горько, по-детски заплакал. Кто-то коснулся его плеча. Он оглянулся. Перед ним стояла Раиса.

– Что с тобой, мальчик? Что случилось? Я забыла оставить тебе деньги на обед.

– Папа умер, – прорыдал Гера и спрятал лицо в мягкую грудь.

* * *

Ира получила в доме ребенка зарплату – тысячу восемьсот рублей. Дошла до ближайшего почтового отделения и перевела матери в Александров 800. Позвонила из автомата Егору.

– Ты никуда не уходишь? Жди. Я зарплату получила.

Она доехала на метро до «Бауманской», зашла в универсам и купила креветок, пива и большой торт «Травиата». Шоколад, толстые слои масляного крема. Ира обожала такую выпечку. Подумала и положила к покупкам две свечи. Что-то очень красивое блеснуло на полке. Тоже свеча, но необычной формы – широкая, полукруглая, дивного красного цвета, усыпана блестками, на сверкающей подставке. Сто пятьдесят рублей. Дорого, конечно. Ира подошла к кассе и взяла полиэтиленовый пакет, вернулась к стеллажу, быстро и аккуратно завернула в пакет свечу, затем сняла с головы красный шарф, сунула в него сверток и положила в карман. Способ проверенный. Так никакая машина код не считает. Просто в кармане торчит шарф. Она расплатилась, переложила покупки в пакет. На улице достала свечу, бережно разместила сверху и побежала к дому Егора. Он сразу открыл дверь и крепко обнял ее в прихожей.