Девушка приподнялась на локте, запутавшись в тонком одеяле, которым была накрыта. Скинула его вниз, на грязный пол. Медленно встала, ощущая, как болит голова от того, что долго лежала на спине, как по всему телу бегут мурашки.

Прошлась. Собственно, ходить в комнатенке было практически некуда. Это раньше, в семь лет ей казалось, что дом большой, но сейчас, спустя столько времени, когда в ней добавилось не только довольно большое количество сантиметров роста, но и несколько килограммов, по собственному мнению, жизненного опыта, Лиза видела, что дом не пригоден для житья. Может быть, и тогда он уже был готовым под снос, сейчас дверь лачуги проще было закрыть и уйти, чем отремонтировать.

Лиза села на край кровати, провела рукой по тонкому матрасу. Но в ней, в ее душе, в ее глубине, ничего не отозвалось на прикосновение к детству. Потому что вспоминать там было нечего: только холод, страх, одиночество и постоянная скрытая тревога.

Что ее ждет сейчас? Как решится судьба?

Вдруг дверь отворилась и в комнату вошел мужчина.

Лиза вжалась в стену, прижав колени к груди, готовая дать отпор всякому, кто посягнет на ее жизнь и достоинство.

- Королева, это я, - услышала она приглушенное. – Не бойся меня.

От удивления девушка чуть не завизжала: в темной фигуре, закутанной в какой-то странный бушлат, она признала Якова. Он шел к ней медленно, говорил еще тише, и она поняла, что пришло ее спасение.

- Господи, Яков, - она подскочила к нему. – Не может быть. Как ты меня нашел?

Он стряхнул с себя кипу одежды и, взяв за руку, притянул к себе. Втянул прямо над нею воздух, от чего крылья его носа задрожали.

- Я хочу запомнить тебя, - вдруг сказал он.

- Запомнить? – недоуменно переспросила Лиза.

– Я начну с осязания, – он протянул руку и погладил кончиком пальца щеку, потом медленно провел по чуть выступающей нижней губе. – Это прекрасно. Благодаря ему я сохраню память о твоих выдающихся достоинствах.

Лиза тихо повиновалась ему.

– Еще? – выдохнула она.

– Обоняние, – при этих словах он запустил руку в волосы Лизы и уткнулся лицом в шею. – Запах должен точно подходить, чтобы понять… чтобы убедиться…Он должен быть пряным и мускусным, приятным и будоражащим…в точности, как у тебя.

- У меня? – переспросила Лиза.

Она поняла, что ей не страшно. Похитители ушли, оставив ее в доме, в который беспрепятственно вошел Яков, а это значило, что все не так уж и плохо.

Он куснул ее ухо, и Лиза ахнула.

- Благодаря слуху можно понять даже больше, чем нужно, чем тебе хотят продемонстрировать, - прошептал он.

Дыхание Лизы стало частым и неглубоким.

Задрав голову вверх, она смотрела в лицо Якова с широко раскрытыми глазами, с огромными зрачками, покрывшими всю радужку.

– Вкус, - медленно сказал в ее губы Яков.

– И что ты пробуешь на вкус? – покраснев, спросила Лиза. Казалось, она совершенно забыла обо всем: о том, где находится, кто перед ней. она просто плыла на волнах этого удивительного возбуждения, которым руководил этот мужчина.

– Все. Я хочу попробовать все.

Лиза привстала на цыпочки и прижалась губами к губам Якова. Поцелуй, который должен был начаться медленно, занялся как лесной пожар. Вкус ее языка поглотил его целиком и полностью. Мужчина запустил руки в ее волосы, начал сжимать их так, чтобы дать доступ к горлу, чувствуя, что именно сейчас ему безумно хочется оказаться внутри упругого, горячего тела той, которую держал в объятиях.

Услышав в ответ довольное урчание, Яков зарычал. Поцелуй стал не просто страстным, он стал жадным, сильным, глубоким. Лиза прижалась к его упругому, накачанному телу так сильно, насколько это только возможно.

Яков отстранился и окинул Лизу пылающим взглядом. Глаза ее темны, а губы припухли. Вдруг Лиза привстала на цыпочки и снова потянулась вверх, для того, чтобы куснуть за нижнюю губу.

- Боже, - простонал мужчина.

Не отрываясь от ее губ, он подхватил ее на руки и положил на узкую кровать, с которой Лиза только что встала. Выпрямился во весь свой немаленький рост, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. 

Ее ноги оказались слегка согнуты в коленях, и Яков, опустившись на колени, провел рукой по изящным лодыжкам, поднялся вверх по брючине джинс и сжал колено. Лиза запустила руку в его волосы, и он понял сразу: это было приглашением на самый искусный пир в его жизни. Кофта задралась на животе и Яков нагнулся, чтобы поцеловать край обнаженной кожи. Лиза застонала. Эта невинная ласка сделала больше, чем многое другое, но то, чего она еще не пробовала.

Яков зацепил зубами край пояса, потянул на себя, от чего сразу же открылась клепка-пуговица и опустил голову вниз, не выпуская собачку молнии, расстегнув таким образом замок.

Лиза раздвинула ноги. Чуть-чуть, едва заметно, но ощутимо возбуждающе.

Она чувствовала, что горит. Закрыв глаза, Лиза отдавалась эмоциям, которых не ощущала никогда до дня знакомства с этими мужчинами из семьи Каплуновых. Они действовали на нее как сильнейший афродизиак, как самое сильное средство, концентрат либидо.

Это было неправильно, порочно, но так странно и приятно, что противиться этому чувству было нельзя. Лиза прикрыла глаза.

И вдруг Яков замер.

Всем своим телом, так, что девушка почувствовала, будто он стал мраморным изваянием.

- Что слу..? – начала она говорить, но осеклась: ее горячие щеки опалило сквозняком из приоткрытой двери.

В проеме которой стоял ухмыляющийся Сокол.

- Что, щенок, на кастрацию пришел? – медленно сказал он и блеснул своими странными водянистыми глазами.

В комнату влетели два огромных мужчины, в одних брюках. От их широких, огромных голых спин и груди валил пар. Лиза испуганно отшатнулась в сторону, к стене, когда они вихрем пронеслись мимо нее, ухватив за руки сопротивляющегося Якова.

- Вот как оно бывает, Яков, - медленно сказал Сокол, подходя к упиравшемуся парню. – Предавший может предать еще и еще.

Лиза прижала руки к груди, пытаясь собраться с силами, с мыслями. На нее в этом доме никто не обращал внимания, но она чувствовала, знала, что за ней наблюдают, не выпускают из поля зрения все здесь присутствующие.

Мужчины держали Якова, ухватив руки под локтями так, что тот корчился от боли, но он только рвано дышал и смотрел на главаря с ненавистью и яростью. Глаза его полыхали огнем и ему не нужно было ничего говорить: он не просто ненавидел, он презирал, пытаясь уничтожить оппонента взглядом.

Сокол с интересом наблюдал за ним, а потом вдруг резко метнулся вперед, и полы его короткой рыжей шубы раскрылись, показав, что под ней ничего нет, только вздымавшаяся грудь, низко сидящие на стальном прессе брюки.