— Но после нее остались панические атаки?

— Да, — кивнула Алекса, зачем-то снова вдыхая запах, пропитавший пиджак. — Я боялась оставаться одна. А папа… Он прекрасный отец. Даже толком не зная меня, пытался знакомиться со мной ближе, уделял меньше времени работе и проводил каждую свободную минуту со мной. Пробил стены в комнатах и сделал смежную с моей, разделенную ванной комнатой, чтобы если мне станет страшно, я могла перебежать к нему.

Вот оно что. Значит, Паша сейчас живет в отцовской комнате. Дело не в банальном дизайнерском решении.

— Если мне было страшно, — продолжала Алекса, — папа открывал дверь со своей стороны, чтобы я могла открыть свою и увидеть его спящим. Тогда мне становилось спокойнее, и я засыпала.

Вся тяжесть чужого детства так неожиданно легла на плечи Паши, что ему стало не по себе. Бросил взгляд на затихшую девушку и почувствовал, как воздух медленно покидает лёгкие. Совершенно несвоевременное желание зазудело под ложечкой. Захотелось вдруг съехать на обочину и притянуть девчонку к себе, усадив на колени. Заглянуть в глаза и сказать, что все это дерьмо в прошлом и больше никогда не повторится. Успокоить тем, что и у него было что-то похожее в детстве, чтобы она знала, что не одна…

— Моей спортивке уже семь лет, — немного хрипловатый голос заставил Алексу удивленно повернуть на него голову. Это он к чему?

— Это была первая вещь, которую я купил себе сам, когда мне было тринадцать, — пояснил парень. — Единственное на что было не насрать моим родителям, это на бутылку водки. Поэтому пришлось идти работать, чтобы не сдохнуть с голода.

О Боже… В памяти всплыли слова о том, как она ему еще вчера сказала не приходить в своей отвратительной спортивной куртке.

Щеки Алексы запекло, и захотелось провалиться сквозь землю. Господи, если это правда, какой же дурой она была.

Сколько глупостей можно наговорить и ранить человека по незнанию и не пониманию ситуации.

— Кажется, нам обоим светит оказаться на шоу Опры, — продолжил брюнет, покосившись на нее глазами.

На этот раз сработало. Алекса едва заметно улыбнулась, все еще чувствуя себя неловко и виновато.

— О да.

Когда Паша уткнулся в дорогу, включив музыку, Ал позволила себе его рассмотреть. В темноте салона мужской профиль выглядел напряженно. Паша снова был тем вторым. У него словно было два лица. Одно дневное — ухмыляющееся, надменное, шутовское, жутко бесившее младшую Фостер, а второе вот это. Оно открывалось ночью. И именно это его «второе я» будоражило изнутри такие эмоции, которых стоило опасаться. Глядя сейчас на длинные ресницы, отбрасывающие тень на мужские щеки, мягкие губы, по которым Паша тер тыльной стороной указательного пальца, положив локоть на дверцу, девушка могла точно сказать, что он был красивым молодым мужчиной. Безумно привлекательным. Таким, на которого невозможно не обратить внимания, особенно когда он улыбался своими чертовыми ямочками.

Да, Алекса, наверное, впервые признала для себя, что Паша ей нравился. Как человек. Как друг и сосед. Потому что иначе он не мог вызвать в ней чувств. Кто угодно, только не он.

Благодарная за то, что парень поделился частичкой своего прошлого, оказавшегося не на много лучше ее собственного, она почувствовала облегчение.

Сколько еще таких в мире как они? Неизвестно. Дети не виноваты в ошибках родителей. Но именно детям потом приходится с ними жить до конца дней.

— Спасибо за пиджак, — Алекса стянула по плечам вещь, сумевшую к удивлению согреть ее.

Тут же снова стало прохладно, и где-то мелькнула мысль, что ей будет не хватать терпкого запаха сигарет, испарившегося вместе с тяжелой тканью.

— Не за что, — ответил Паша, останавливаясь напротив ее спальни и забирая пиджак, — Мне нужен будет твой телефон.

— Зачем?

— Хочу отследить номер, с которого звонили.

— Ты умеешь и это? — слабо улыбнулась Алекса, встречаясь с темными как сама ночь глазами.

— Я много чего умею.

По коже мурашки побежали от хрипотцы в мужском голосе и того, как была сказана эта фраза.

— Давай завтра, хорошо? Сейчас нужно еще отцу позвонить, — и Колину, пронеслось в мыслях, но последнее она не озвучила, — И еще можно попросить? Не говори пожалуйста папе о звонке.

— Как скажешь.

Фостер переступила с ноги на ногу, не торопясь открывать дверь, будто хотела что-то сказать, но не решалась. Прикусила губу, снова утонув в темноте выразительных глаз. Паша тоже молчал. Нужно было пожелать спокойной ночи и уйти, а она сама не могла понять, почему тянет. Наверное, осознавала, что это мгновение, когда они были друг с другом искренними, уже на завтра исчезнет, и пыталась таким образом продлить его. Совершенно неосознанно взглянула на мужские губы и тут же снова в глаза.

— И спасибо за…

— Фостер, ты же помнишь мои расценки? — выгнул бровь Паша.

Пора было заканчивать диалог.

Его неотвратимо затягивало желание стереть с женского лица потерянное и благодарное выражение глубоким поцелуем. Она так смотрела на его губы, что пришлось воззвать к вытренированной годами выдержке. Впервые за время их знакомства парню захотелось не просто трахнуть зарвавшуюся представительницу элиты. Скрутило опасным желанием большего.

Покусывая нижнюю губу в нерешительности, Алекса даже не подозревала, что Паша в этот момент пытается представить, какая она на ощупь. Мягкие у нее губы или жёсткие? Ему до ошизения хотелось провести по ним языком и зарыться в светлые волосы пятерней. Прижать к себе со всей силы и продолжить вечер в ее спальне, но он отчетливо понимал, что это ни к чему хорошему не приведет. Уже тот факт, что появились сомнения в ее адрес, делало девчонку другой для него самого. Ставило выше остальных. Выделяло на фоне серой безликой массы.

— Помню — кивнула Алекса, памятуя его намек на минет.

Только сейчас эти слова казались чем-то ненастоящим.

В тёмных глазах не было привычного вызова. Паша смотрел на нее так, что мелкие волоски на коже поднимались и в горле как-то резко пересохло. Взгляд пробирал до костей. Испытывающий, жалящий. Он кусал и она буквально ощущала эти укусы кожей. А когда парень посмотрел на ее губы, она мгновенно прикусила их, ощущая покалывание. В животе загорелось и запекло.

— Значит, хватит благодарить, если не готова расплачиваться, — Паша вдруг подмигнул и, быстро обойдя ее, бросил: — Спокойной ночи, Фостер!

Алекса не ответила. Только проследила за тем, как брюнет скрывается в своей комнате, и вошла в свою. Рвано выдохнув, прижалась спиной к двери и прикрыла глаза. Сердце билось быстро и беспокойно, предчувствуя надвигающуюся опасность. Сейчас Алекса не понимала, что это была не опасность, а просто все внутри нее ожило новыми эмоциями к тому, к кому их испытывать совершенно запрещено.