она имела в виду тот факт, что больше не могла пользоваться магией, но печаль в голосе не имела к этому никакого отношения. Она медленно подошла к картине, и Сарафина уступила ей место.

― Это был мой дом, но недолго. Я его не помню, ― хрипло сообщила она нам. ― Моя семья была убита здесь мастером Ролкаром, меня он пытался утопить в акватории порта, когда мне едва исполнилось три года. ― Она всё ещё смотрела на картину. ― Я видела портреты моей матери, но ни один из них не может сравниться с этим. ― Она подошла ближе к полотну и провела пальцем по саже. Под ней оказались великолепные цвета.

― В этой картине что-то есть, ― заметила она. ― Возможно, что… ― Она с силой ударила по тяжёлой раме, и большая часть сажи слетела вниз и закружилась вокруг меня, попадая в нос и глаза. Кашляя и чихая, я спрыгнул с кресла и отчаянно заморгал.

Серафина протянула мне свой бурдюк с водой, чтобы я вымыл глаза. И когда я снова смог видеть, оказалось, что один этот удар Дезины сбросил с картины почти всю сажу.

― Она совсем не повреждена, ― удивлённо заметила она. ― Кто-то применил здесь магию, я это чувствую.

― Божьего благословения и правосудия вашей семье, прима, ― пожелал я.

Она рассеянно кивнула, не сводя глаз с картины своей матери.

― Я долго не знала, что у меня есть семья, ― поведала она, наконец отведя взгляд от картины. ― Остаётся вопрос, что вы здесь делаете. Это злосчастное место. Совсем недавно здесь снова убили человека. Что заставило вас войти в этот дом? Испуганный сосед на другой стороне улицы увидел вас и предупредил стражу, а та, в свою очередь, меня. Как это связано с путём и той женщиной, что вы упомянули?

― Этого мы ещё не знаем, ― признался я и рассказал о странной встрече.

― Имя и описание внешности ни о чём мне не говорит, ― сказала она, нахмурившись. ― Есть ещё что-нибудь, что вы могли бы рассказать?

Я колебался говорить ей или нет.

― Что это, генерал?

― Мой меч… Он позволяет мне видеть людей и вещи иначе, но эта способность появилась совсем недавно. Поэтому я не совсем уверен, но похоже, меч представляет людей с сильным талантом по-другому, более сияющими. Вы, прима, светитесь, словно яркий свет. Думаю, у вас мощный талант к магии, как и у Лиандры и этой женщины по имени Сара.

― Мой талант исчерпался, ― ответила она. ― Очевидно, что ваш меч не различает разницы. Значит вы говорите, что эта женщина ― маэстра.

― Думаю, что у неё, по крайней мере, есть к этому талант. Мне трудно описать восприятие Искоренителя Душ, но мне кажется, что таким образом он показывает мне таланты. ― Я заколебался, она вопросительно посмотрела на меня, и я продолжил: ― Лиандра обладает могущественным талантом, у той женщины он, возможно, даже ещё больше. Но ни одна из них не сравнится с вами, прима. Я не думаю, что вы потеряли свой талант. Только что… чего вы хотели добиться своим жестом?

― Что вы имеете ввиду?

― Недавно вы подняли руку и произнесли слово. Вы ведь прибегли к магии, верно?

― Да, ― осторожно сказала она. ― Но ничего не произошло.

― Мой собственный талант минимален, ― сказал я, ― но я чувствую магию, когда она проявляет активность. И только что она проявила активность.

― Неужели? О каком минимальном таланте вы говорите?

― Я могу зажечь курительную трубку, не более того.

― А как вы видите себя в восприятии вашего меча?

― Никак. Я являюсь центром его восприятия и не вижу себя.

― Хм, ― хмыкнула она, снова поворачиваясь к картине. Она закрыла глаза, подняла руки, сделав сложно-воспроизводимое движение и глубоко вдохнула, чтобы затем замереть.

Мы с Серафиной переглянулись; мой затылок начало покалывать, и давление на виски медленно увеличивалось, в то время как сажа и пыль у ног Дезины двинулись лёгкой волной. Я коснулся плеча Серафины, и мы осторожно отошли от примы.

― Она пытается использовать магию, не так ли? ― тихо спросила Серафина. Я лишь кивнул.

― А зачем мы тогда отступили?

― Потому что она делает это иначе, чем Лиандра. ― Я прижал руки к вискам, где давление становилось постепенно невыносимым. ― Я почти это вижу, она ищет и нащупывает что-то и…

В следующий момент раскалённые копья ударили мне в виски, внезапная боль пронзила меня, а перед глазами вспыхнули яркие цвета. Я даже не успел вскрикнуть, когда горячая волна из белого света сбила меня с ног, и я растворился в ней ещё прежде, чем упал на почерневший пол…

Когда я пришёл в себя, моя бедная голова пульсировала, словно кузнечный цех, и я увидел встревоженные лица Серафины и Дезины, склонённые надо мной. Затем мне пришлось чихнуть, что ещё усугубило мою головную боль. Мне казалось, что мой череп сейчас взорвётся.

― Как вы себя чувствуете, генерал? ― тихо спросила Сова. Её ладони находились рядом с моими висками, не касаясь их.

― Как будто мене переехала телега, запряжённая волами, ― ответил я и сглотнул; в горле пересохло. Я моргнул и огляделся. Старых окон больше не было, как будто буря выбросила их во двор, и вся сажа в этой комнате тоже исчезла.

Картина над камином сияла яркими красками, как будто никогда не была покрыта сажей.

― Что случилось?

― Началась буря, ― сообщила Серафина, неловко глядя на Дезину. ― В тот же момент ты застонал и упал на пол. Всё это случилось в мгновение ока, но тебе понадобилось время, чтобы прийти в себя. ― Она повернулась к Дезине. ― Что только что произошло?

― У меня есть предположение, ― отозвалась она и закрыла глаза. В то же время я почувствовал, как последняя боль утихла в моих висках.

― Независимо от того, что вы сделали, спасибо, ― заметил я, осторожно поднимаясь с пола. Давление и пульсирующая боль исчезли, и меня не беспокоила никакая головная боль. По крайней мере сегодня, мой череп не расколется.

― Не благодарите меня, ― сказала она, всё ещё стоя на коленях рядом со мной. ― Я чуть вас не убила.

― Это не так-то просто, ― заметила Серафина и помогла мне подняться.

― И я этому