— Да, Кларисса рассказывала, что его обожают.

— Не то слово! Он — всеобщий кумир, настоящий идол. Особенно среди студенток.

Мариане вспомнились девушки в белом, окружавшие Фоску во время заупокойной службы.

— Ты имеешь в виду подруг Тары? Ты тоже с ними дружишь?

Зои возмущенно помотала головой.

— Вот уж нет! Я от них шарахаюсь, как от чумы.

— Ясно. Похоже, их не очень-то любят.

— Смотря кто, — многозначительно возразила Зои.

— То есть?

— Они любимицы профессора Фоски. Его фан-клуб.

— Фан-клуб?

— Ну или тайное общество. Фоска занимается с ними отдельно.

— Почему тайное?

— Потому что туда входят только избранные. — Зои закатила глаза. — Он зовет их «Девы». Правда, идиотское название?

— Девы? Получается, среди избранных студентов нет ни одного мужчины?

— Угу.

— Понимаю.

Мариана действительно начинала понимать, а точнее, интуитивно чувствовать, что услышанное может значить и почему племянница так неохотно об этом рассказывает.

— Тара была одной из них?

— Ага.

— Так. Мне надо побеседовать с Девами. Это можно устроить?

Зои поморщилась.

— Ты правда этого хочешь? Они не слишком-то дружелюбны.

— Где они сейчас?

— Сейчас? — Племянница сверилась с часами. — Ну, через полчаса начинается лекция профессора Фоски. Все будут там.

Мариана кивнула.

— Раз все, то и мы тоже.

Мариана и Зои подоспели к зданию факультета английской филологии всего за несколько минут до начала лекции. Просмотрев висевшую на стене таблицу с расписанием и узнав, что профессор Фоска сегодня проводит занятие в самой большой аудитории на последнем этаже, они поспешили туда.

Просторная лекционная аудитория напоминала концертный зал: ряды длинных столов из темного дерева ярусами спускались вниз, к подобию сцены, на которой располагались кафедра и микрофон.

Практически все места были заняты. Мариана и Зои с трудом отыскали два свободных стула на самом верху.

Мариана почти физически ощущала всеобщее нетерпение, какое обычно бывает перед началом концерта или спектакля, но уж никак не лекции по древнегреческой литературе.

Наконец появился профессор Фоска с папкой под мышкой, одетый в элегантный черный костюм. Его волосы были собраны в узел на затылке. Взойдя на кафедру, профессор приблизил к себе микрофон и, оглядев собравшихся, отвесил легкий поклон. По рядам прокатился восторженный шепот, после чего воцарилась тишина.

Мариана восприняла происходящее скептически. Опыт работы с группами подсказывал ей, что от толпы, обожающей своего кумира, не стоит ждать ничего хорошего. Фоска сейчас был больше похож на поп-звезду, чем на преподавателя; даже возникло ощущение, что он вот-вот затянет какую-нибудь томную лирическую песню.

Но Фоска не запел. Он поднял лицо, и Мариана, к своему изумлению, заметила, что его глаза увлажнились.

— Сегодня, — произнес он, — я хочу поговорить о Таре.

Сидящие в зале зашушукались и начали переглядываться, а некоторые заплакали. Видимо, студенты ожидали, что профессор заведет речь об убитой.

По щекам Фоски потекли неподдельные слезы, но он даже не пытался их смахнуть. Голос его звучал твердо и спокойно. Фоска говорил так громко и отчетливо, что мог бы вообще обойтись без микрофона.

Зои утверждала, что он постоянно играет роль. Что ж, если и так, Фоска справлялся со своей задачей настолько виртуозно, что, слушая его, Мариана невольно растрогалась и разволновалась.

— Многим известно, — продолжал профессор, — что Тара училась у меня. И сейчас, стоя здесь, я чувствую глубокую скорбь… точнее сказать, глубокое отчаяние. Я собирался отменить сегодняшнюю лекцию. Но я всегда любил Тару за ее бесстрашие и силу характера и понимаю: она не хотела бы, чтобы мы пали духом, чтобы страх и ненависть одержали над нами верх. Мы должны жить как прежде. Это единственный способ победить зло… и почтить память Тары. Сегодня я пришел сюда ради нее. Как и вы.

В зале раздались аплодисменты и одобрительные возгласы. Фоска склонил голову, принимая поддержку собравшихся, и, вытащив из папки бумажные листы, снова взглянул на слушателей.

— А теперь, леди и джентльмены, за работу.

Профессор Фоска был отменным оратором, энергичным и увлеченным, остроумным и обаятельным. Он практически не заглядывал в свои записи. Читал лекцию легко и вдохновенно, словно импровизируя, и каждому казалось, что профессор обращается именно к нему.

— Я решил, — начал Фоска, — что будет целесообразно затронуть сегодня тему лиминальности в греческой трагедии. Что же такое лиминальность? Вспомните об Антигоне, которой пришлось выбирать между смертью и бесчестием. Об Ифигении, готовой умереть ради Греции. Об Эдипе, решившемся ослепить себя и обречь на изгнание. Лиминальность — это переходное, пороговое состояние, при котором человек находится как бы между двумя мирами, на самом краю бытия. Лишившись всего, он выходит за пределы земной жизни и получает околосмертный опыт. А древнегреческие трагедии дают нам некоторое представление о том, что он при этом чувствует.

Фоска включил проектор, и на висевшем позади него широком экране возникла фотография мраморного рельефа: две женщины по краям протягивали руки к обнаженному отроку, стоявшему посередине.

— Кто-нибудь узнал этих дам?

Вверх взметнулся лес рук. Мариана догадывалась, кто бы это мог быть, и очень надеялась, что ошибается.

— Эти две богини, — продолжал Фоска, — собираются провести над юношей элевсинский обряд. А зовут их, как вы уже поняли, Деметра и Персефона.

У Марианы перехватило дыхание.

— Элевсинские мистерии — это тайные ритуалы, которые помогают получить лиминальный опыт, оказаться между жизнью и смертью и достичь бессмертия. Что же такое элевсинский культ? Ну для начала давайте вспомним историю Персефоны, или просто Девы, богини смерти, царицы Подземного мира…

Говоря это, Фоска на секунду встретился глазами с Марианой и слегка улыбнулся.

«Ему все известно, — мелькнуло у нее в голове. — Он в курсе того, что произошло с Себастьяном, и намеренно затронул эту тему, чтобы меня помучить».

Но откуда? Откуда ему знать?! Это невозможно! Мариана утаила свои суеверные предположения от всех, даже от Зои. Это просто совпадение. Оно ничего не значит.

Заставив себя успокоиться, Мариана вновь сосредоточилась на лекции.

— Аид похитил Персефону из Элевсина. Когда Деметра оплакивала дочь, весь мир погрузился в холодную тьму. В конце концов пришлось вмешаться Зевсу. Он позволил Персефоне каждый год шесть месяцев проводить на земле и затем возвращаться к мужу. Когда Персефона здесь, у нас весна и лето, когда там — осень и зима. Свет и мрак, жизнь и смерть. Путь, который проделывает Персефона, из нашего мира в загробный и обратно, и положил начало элевсинскому культу. В Элевсине, где открывается проход в царство Аида, каждый мог принять участие в тайных обрядах и получить тот же опыт, что и Персефона.