Период 1935–36 гг. можно назвать переломным моментом в отношении позиции и стратегии Рузвельта как кормчего государства. Первые два года в Белом доме его политический корабль держал курс на достижение консенсуса, двухпартийной системы и попыток примирить между собой основные группы и классы. Он стремился оставаться в лагере имени самого себя как можно дольше. После критического периода в политической жизни, к которому приложил руку Верховный суд, упразднив Национальную администрацию восстановления (NRA), а также в связи с ростом враждебности к его особе на востоке страны, откуда ФДР был родом, он стал менее открытым к сотрудничеству. Конечно, Рузвельт очень хотел видеть в своем лагере преобладающее большинство — и этой цели он добился в ноябре 1936 года. Но он отошел от своего прежнего комплексного восприятия и вооружился мнением, что некоторые хорошо подобранные враги могут на деле способствовать укреплению энтузиазма большинства.

Можно говорить о двух проявлениях этого нового умонастроения ФДР. Во — первых, его реакция на признание Национальной администрации восстановления недействительной. Нет никакого сомнения, что это решение Верховного суда США его сильно задело, в особенности, потому что влиятельные либеральные судьи Луи Брандейс и Бенджамин Кардозо поддержали предсказуемых консерваторов, вследствие чего Верховный суд вынес единогласное решение. ФДР осудил его на пресс — конференции четыре дня спустя в заявлении, которое заняло полтора часа и прозвучало скорее как альтернативное и высшее суждение, нежели политическое опровержение. Он забраковал ограниченное толкование Верховным судом Статьи о международной торговле, на которой основывалось решение Суда. Такая узость толкования, настаивал он, используя очень звучную фразу в его изложении, «вернула Америку в „лошадиные“ (доиндустриальные) времена» (эта фраза была сказана, скорее, в погоне за политическими очками, а не только для оценки действий Суда). Эта продолжительная пресс — конференция и связанные с ней события проложили дорогу в двух направлениях, маршрут на начальном этапе повторял первоначальное направление, но в дальнейшем разветвлялся. Первый путь был изложен в его обращении к многочисленной публике в крытом комплексе «Мэдисон — сквер — гарден» в Нью — Йорке в конце кампании 1936 года.

«В течение двенадцати лет эта страна страдала от глухоты, слепоты и немощности правительства… Девять лет издевательств золотого тельца и три долгих года бедствий! Девять лет бюрократии и три долгих года в очередях безработных. Девять лет иллюзии и три года отчаяния!» Влиятельные силы, продолжал он, пытались вернуть нас к мысли, что «лучшее правительство — это равнодушное правительство… Никогда раньше за всю историю США эти силы не объединялись так настойчиво против одного кандидата, как это происходит сегодня. Они единодушны в своей ненависти ко мне — и я рад их ненависти…Я бы хотел сказать о своей первой администрации, что в ней силы эгоизма и жажды власти встретили достойного противника.Я бы хотел сказать о своей второй администрации, что в ней они встретят своего победителя».

Этот новый тон его выступления совершенно отличался от манеры 1932 года. Тогда всех необходимо было привести в умиротворенное состояние духа. Теперь необходимо было спровоцировать (влиятельное) меньшинство, чтобы содействовать воодушевлению большинства. Такая тактика сработала блестяще. Результат президентских выборов 1936 года превзошел все возможные надежды демократов. Республиканцы в президенты США выдвинули весьма умеренного кандидата, губернатора штата Канзас Альфреда М. Лэндона, который в 1912 году был членом «партии сохатого». С ним «в связке» на пост вице — президента шел либеральный издатель из Чикаго Фрэнк Кнокс, еще один сторонник «дяди Теда» в 1912 году. Рузвельт назначит его министром военно — морских сил тогда же, когда назначит Стимсона на пост военного министра США, то есть, когда события в Европе заставят ФДР рассматривать этих двух руководителей, в первую очередь, как серьезных администраторов, а не деятелей, которые подходят с политической точки зрения. Помимо этого, оставалась угроза образования третьей партии. Отец Кофлин нашел себе замену в обличье Уильяма Лемке, конгрессмена от Северной Дакоты. Норман Томас продолжал в одиночестве пахать свою социалистическую борозду. Кроме них, своих кандидатов выдвинули Коммунистическая и Партия прогибиционистов США. Рузвельт разбил их всех в пух и прах. Он получил 61 % голосов. Он обошел популиста Лемке почти на один миллион голосов избирателей. Он отбросил лично им (Рузвельтом) уважаемого Томаса с 800 тыс. голосов в 1932 году до приблизительно 200 тыс. голосов в 1936–м. Что еще более важно, Лэндон получил преимущество только в двух штатах — в Вермонте и в штате Мэн. Это была наиболее решительная победа со времен ранних дней республики, и она была завоевана, несмотря на беспрецедентную враждебность прессы. В сорока шести штатах, которые отдали за Рузвельта свои голоса, у него была незначительная поддержка со стороны печатных изданий. Более того, он одержал победу вопреки воле тех, кто считал себя прирожденными лидерами американского общественного мнения. Некоторые демократы, например Эл Смит, и, по крайней мере, восемьдесят процентов представителей высшего класса, к которому принадлежал и сам Рузвельт, — уверенно проголосовали против него. Но их голоса мало весили по сравнению с масштабной поддержкой синих воротничков, фермерских штатов (Лэндон проиграл даже в родном штате Канзас), нижнего среднего класса США. Это были первые воистину классовые выборы в истории Америки и вместе с тем эти выборы были парадоксальны и типичны для многих подобных состязаний во всем мире в связи с тем, что защитником санкюлотов стал президент, являющийся выходцем, наряду с Джорджем Вашингтоном, из самых аристократических кругов США.

Такая внушительная победа, естественно, заронила семена высокомерия, и это, в действительности, оказалось правдой. ФДР принес присягу на второй президентский срок 20 января 1937 года — впервые инаугурация была перенесена с 4 марта на более раннее время. Смена даты говорила сама по себе об отказе от условностей «лошадиной» эры. Президентам больше не было необходимости ждать долгие четыре месяца, чтобы добраться от веранды [62]своего дома в Вашингтон. День инаугурации был омрачен холодным и пронизывающим дождем. И церемония также была безрадостной. Чарльз Эванс Хьюз, который приводил президента к присяге, был одним из самых политизированных председателей Верховного суда, более того, он был республиканцем. Он был кандидатом от «Великой старой партии» [63](GOP) на президентских выборах 1916 года против Вильсона. Он занимал должность государственного секретаря при Гардинге и Кулидже. Как только Рузвельт и Хьюз посмотрели друг другу в глаза, оба поняли, что в их отношениях намечается нешуточный конфликт. По этой причине президент решил произнести речь, которая не будет лишь вежливым поздравлением по поводу окончания первого срока и беспрецедентной победы, но решил посвятить ее насущным проблемам второго срока и бросить им вызов. «Я вижу, что треть нации страдает от жилищных проблем, недоедания и отсутствия добротной одежды. Не от отчаяния я рисую эту картину. Я рисую ее в надежде, что народ, увидев и поняв всю несправедливость, запечатленную на ней, предложит закрасить ее».