– Кирилл Степаныч, вы разоблачайтесь, тут попросту.

– Честное слово, неудобно как-то, – признался Мазур,расшнуровывая туфли довольно медленно.

– Да ну, чего стесняться, если уплочено? Вам кто большеприглянулся?

– Пожалуй что Анжелика, – подумав, заключил Мазур.

– Нихт проблем. Когда дойдете до кондиции, волоките ее во-онв ту дверочку. И посуровее, главное, а то просечет, что у вас опыт невелик, нашею сядет, ломаться начнет... Что хотите, то и вытворяйте.

Заворачиваясь в белоснежную простыню, Мазур тяжко вздохнул:

– Влип в приключения на старости лет господин адмирал, дажестрашновато чуточку...

Патрикеич глянул на него с превосходством:

– Кирилл Степаныч, это у вас – советские пережитки.Наоборот, так оно гораздо проще: заплатил лавэ, разложил телку – и делай чтохочешь, без последствий и проблем. Просто и рационально – никаких тебе чувств,обязательств, сложностей...

Вернулись феи – уже живописно задрапированные в простыни. Воисполнение договоренности Патрикеич быстренько встал, взял Марианну за локотоки наладил к себе за стол, так что моментально стало ясно, какой будет расклад.

Уяснившая это Анжелика присела рядом с Мазуром, безмятежноему улыбнулась во все сорок четыре белоснежных зуба и спросила:

– А вы из Средней Азии, да? Я одного Хабибуллу знала, так онбыл из Ташкента...

– Он у нас из Тегерана, – преспокойно объяснилПатрикеич, уже непринужденно приобнявший свою то ли Марианну, то ли попростуНадюшу.

– А это где? – округлила глаза Анжелика, похоже, ничутьне прикидываясь.

– Неподалеку от Ташкента, – сказал Патрикеич. – Унего там плантация, хлопок пополам с коноплей, орава вооруженных джигитов исамый натуральный гарем. Хабибулла, у тебя там все еще восемь жен?

– Обижаешь, Дмитрий, да, – сказал Мазур, наливаяшампанского и себе, и случайной подруге. – Уже двенадцать. Не считаявнештатного состава.

– Слышала? Ты его не серди, а то украдет, и будешь вТегеране голой плясать с бубенчиками на попе...

– Ой, да ну вас! – фыркнула Анжелика, присматриваясь кМазуру. – Прикалываетесь оба, вот и все. Он совсем на среднеазиата непохож. Нормальный русский мужик, у меня глаз наметанный.

– Глаз наметанный, рука набитая, осталось только мордунабить.

– Ой, да ну тебя, Димка! – с деланым возмущениемнадулась красотка Анжелика, придвинулась к Мазуру и заулыбалась ему вовсе ужобольстительно: – Вот вечно он так – то прикалывается, то шутки дурацкие гонит.А вы такой солидный, наверняка положительный... Как вы с ним познакомились-то?Настолько не гармонируете...

«А она не дура, – подумал Мазур. – Разве чтообразованностью не блещет, но на дурочку не похожа...»

– А я его четвероюродный дядя, – сказал он как можнонепринужденнее. – Из Мурманска. Боцман дальнего плавания. Завернул вотпосмотреть, как племянничек себя ведет...

– Серьезно?

– Да как вам сказать... Насчет боцмана по крайней мере –чистая правда.

И без всякого перехода рассказал старый и пошлый анекдот пробоцмана, джинна и юнгу. Анжелика закатилась, будто ее щекотали. Понемногу Мазурначинал осваиваться в абсолютно новых обстоятельствах. Хотя, честно признаться,некоторая потаенная робость и в самом деле присутствовала: впервые имел дело сотечественными проститутками. Не при начальстве будь сказано, двадцать летназад, вынужденно служа при борделе, он не то что с рядовой тамошней служащей –с хозяйкой заведения крутил амуры, но это было совсем другое дело...

Если подумать, и не робость это была, а нечто среднее междунеловкостью и внутренним протестом. Такова уж старая закалка. Трудно былохладнокровно вписаться в ситуацию, когда можно пользоваться этой соплячкой, каквещью, за которую у п л о ч е н о. Действительно, какой-то другой мир, подумалон сердито. Все остальные-то ничего необычного в ситуации не видят...

Какое-то время он безмятежно травил байки с морским уклоном,прекрасно понимая, что разговорами, как писал классик, тут не отделаешься ипридется все же смотреть ируканские ковры. Потом Патрикеич, олицетворяя своейперсоною басню о соловье, которого баснями не кормят, подхватил хихикавшуюМарианну и исчез за одной из дверей. Анжелика, словно получив конкретныйприказ, поднялась и безмятежно бросила Мазуру:

– Пошли?

Вздыхая про себя – глубоко же на старости лет нырнул впучины рыночной экономики, до самого дна, – Мазур пошел следом. Никакихковров за дверью, разумеется, не обнаружилось – попросту большая комната состолом посередине и широким диваном.

Анжелика преспокойно сбросила простыню на пол, потянулась иосведомилась:

– Ну, мне как?

Тут уж было не отвертеться. «В интересах дела», –ханжески успокоил себя Мазур. В конце-то концов, приходилось ради делавытворять кое-что и похуже...

События, в общем, очень быстро шли своим чередом – как иследует быть, когда нормальный мужик, имеющий на себе лишь простыню, пребываетв компании голой красотки, которой за все заплачено.

Потом, в машине, Патрикеич покосился на него не бездовольства собой:

– Ну как, Кирилл Степаныч? Повеселели?

– Не без этого, – признался Мазур, бездумно таращась наразноцветные ночные огни. – Ртом презерватив натягивать – это,оказывается, искусство...

– Что, первый раз столкнулись?

– Ну, – сказал Мазур.

– Ну и поколение у вас, уж простите на дурном слове...

– Какое есть, – сказал Мазур без раздражения. –Слушай, Патрикеич... У меня, честно тебе скажу, впечатление осталось какое-тостранное от ее буферов. Чересчур уж твердовато...

– Силикон, конечно, – спокойно сказал Патрикеич. –Они ж обе силиконовые, что та, что эта.

– Тьфу ты, – сказал Мазур. – То-то у меняощущение, что не буфера глажу, а что-то твердое мну...

– Но вид-то приглядный, согласитесь? Торчат буфера, как я незнаю что...

– Вид видом, а на ощупь... – проворчал Мазур.

– Не понравилось?

– Непривычно.

– А в общем и целом?

– А в общем и целом – дело знает, стервочка...

– Вас домой?

– Куда ж еще, – сказал Мазур. Покосился на верногоадвоката и преспокойно распорядился: – Сверни-ка в тот вон переулочек, яотолью. Поначалу не хотел, а теперь приспичило. Ехать еще далеко, а тут темно,и свидетелей нет...

Патрикеич проворно свернул в переулок. Справа тянуласьглухая стена фабричного вида, слева раскинулся какой-то парк, освещенные окна,просвечивавшие сквозь гущу веток, располагались довольно далеко.