Дамы смотрели на него с интересом и обещающе улыбались. Макс смутился, на щеках вспыхнул жаркий румянец.

– Ну что вы, сэр Растер, – проблеял он стыдливо. – Я же совсем не!.. Я никогда не позволяю себе ничего лишнего…

– Зря, – укорил Растер. – Если позволяют все, то почему ты – ничего? Непорядок! Это неуважение к женщинам. И особенно к той даме, что вчера перед тобой уронила платочек.

Макс сказал жалобно:

– Какой платочек? Я не видел никакого платочка!

– Зато увидел сэр Болдуин, – сказал сэр Растер сварливо. – И поднял!.. А это оскорбление. Никто не смеет поднять платок, оброненный женщиной, кроме того, для кого это обронено. Так что ты должен вызвать сэра Болдуина на поединок.

Макс пробормотал:

– Я? За что?.. Он мне ничего не сделал…

– Вот именно, – сказал Растер. – Он украл у тебя возможность сделать!

Я спрыгнул с коня, конюх поймал повод на лету, навстречу мне кланялись пышно одетые люди, уже начинаю запоминать их лица, вскоре, того и гляди, начну одних приближать, других отдалять, войду в привычную жизнь властелина и сатрапа.

Обняв Макса за плечи и отрывая от Растера, я повел к ступеням дворца. Растер, правда, тут же нашел себе другое занятие, никогда не бывает без дела и никогда не отдыхает, а две дамы с вырезами – это еще то занятие, Макс же держится со мной стесненно и застенчиво, все время помня, что я – майордом и гроссграф, а он всего лишь виконт.

Я понял ход его мыслей, они всегда у него крупными буквами на лбу, похлопал по плечу.

– Я велел подобрать для тебя свободные земли, Макс. Как только Куно предоставит перечень, быть тебе бароном!

– Сэр Ричард! – вскричал он больше испуганно, чем обрадованно. – Это слишком большая честь!

– Ничуть, – возразил я. – Кстати, почему не пируешь?

Он застенчиво улыбнулся.

– Да просто не люблю…

– Что-то случилось?

– Нет, но плохо мне становится раньше, чем хорошо.

Я понизил голос:

– Только никому не говори, мне… тоже. Но тебе хоть можно увиливать, а мне государственные обязанности велят чаще бывать на мероприятиях, здесь именуемых пирами.

Он посмотрел на меня с изумлением, затем ответил так же тихо:

– То-то вы так часто исчезаете из дворца!.. Здесь же постоянно эти… мероприятия!

– А чаще, – сказал я со вздохом, – приятия без меры.

Он остался в холле, постеснявшись идти со мной, когда вроде бы нет срочного дела, я шагал один, чувствуя, как холодная лапа стискивает сердце. Похоже, здесь уже узнали о моем маркграфстве, залы наполовину опустели, самые осторожные и предусмотрительные спешат исчезнуть.

Бобик первым влетел в распахнутые двери и пропал в прохладе холла. Я вошел следом, впереди раздался зычный голос церемониймейстера, что, дескать, приближается его светлость майордом, и когда я заходил в очередной зал, там уже спешно кланялись выстроенные в две плотные шеренги придворные и приближенные старого режима.

В последнем, большом, зале их втрое больше, здесь наиболее знатные и родовитые, глаза режет блеск бриллиантов на женщинах и золотых украшений на мужчинах. Из драгоценных камней последние предпочитают рубины, но немало и сапфиров, аметистов, карбункулов в основном – на перстнях, брошах и на поясах.

В центре одной группы придворных мелькнул малиновый камзол барона Альбрехта. Я крикнул, без надобности привлекая внимание, все и так повернули головы в сторону пока еще всесильного майордома, помахал рукой.

– Барон, можно вас на минутку?.. Если, конечно, не очень заняты. А то без вас не обойтись.

Барон Альбрехт ответил учтиво:

– Для вас, сэр Ричард, я свободен всегда.

Перед ним почтительно расступились, барон вышел ко мне, глаза смеются, польщен, хоть и понимает, что нарочито подчеркиваю уважительное отношение, тем самым у него будет больше влияния на местных вельмож.

Я взял его под руку.

– Проводите меня, барон. Есть вопросы.

– К вашим услугам, сэр Ричард!

– Вживаетесь в местную жизнь? И какие впечатления?

Он сказал невесело:

– Нерадостные.

– И у вас?

– А что я, – ответил он сухо, – вижу, времена изменились. Здесь торговцы и адвокаты взяли верх над рыцарством.

– Мы повернем время вспять, – заверил я.

– Вспять?

– До нужной точки, – объяснил я. – И потом пойдем вперед в будущее уже по рыцарскому пути.

– И сметем всех?

– Главное в нашей жизни, – сказал я, – не смерть противника. Или даже врага. Главное – победить Зло.

Мы прошли мимо группки женщин, они присели в низком, как перед королем, реверансе, давая мне возможность заглянуть в их предельно глубокие декольте, настолько низкие, что отчетливо вижу выступающие алые краешки, словно солнце поднимается из-за горизонта.

Барон заметил, как я задержался взглядом, да еще и повел головой, смолчал, но когда отошли достаточно далеко, прошипел, как рассерженная змея:

– Сэр Ричард!

– Да, барон?

– Вы же сто раз говорили, – сказал он обвиняюще, – настоящий мужчина не должен увлекаться женщинами!

– Абсолютно точно, – согласился я. – Я это всякий раз говорю себе, вылезая из теплой женской постели. Искренне говорю, с жаром сердца!.. И клянусь держаться. Но как вспомню царя Соломона… Между прочим, он считался самым мудрым на свете. Так вот этот самый мудрый составил себе самый огромный гарем на свете! Тысячу жен. Это не считая наложниц.

– Ого, – воскликнул он пораженно. – Тысячу? Одних жен?

– Да, – ответил я со вздохом. – И около десяти тысяч наложниц. Вот и ломаю голову. Понятно, мудрому и двух лядей уже много. Но то ли не мог удержаться, а… быстренько поддавался слабости, а потом быстро-быстро снова становился мудрым, то ли ходил в гарем играть в шахматы. В смысле, скажет всем, что в гарем, а сам через него в библиотеку, а то среди бабс и остатки мудрости растеряешь… Как, впрочем, у него и получилось.

Он посмотрел на меня встревоженно.

– Вы уж держитесь, сэр Ричард! На вас так много завязано. За лядей не тревожьтесь, мы с сэром Растером за вас постараемся. Если нужно, еще людей привлеку, помогут. В таких делах вообще всегда готовы прийти на помощь. А вы думайте о судьбах королевства, экономике, месторождениях, залежах руды, взаимоотношениях церкви и лояльных колдунов…

Я покосился на него, набычившись, однако барон смотрит чистыми, ясными глазами, говорит настолько искренне и серьезно, что, не знай я его, как облупленного, мог бы и поверить в такую правдивость.

– Да, – сказал я горько, – самое время думать о том, как отвоевывать маркграфство…