Основной ценой, заплаченной Россией за выживание Пруссии, стало согласие выступить на стороне Наполеона в его войне против Великобритании. Прежде всего это означало присоединение к континентальной блокаде Наполеона и, следовательно, закрытие портов России для английских судов и товаров. По условиям Тильзитского мира Россия также была обязана распространить континентальную блокаду на Швецию, а в случае необходимости объявить ей войну. В июне 1807 г. Александр был недоволен тем, что Великобритания не смогла поддержать военные усилия России, но он точно не желал вступать в конфликт с Лондоном и осознавал ущерб, который этот конфликт нанесет экономике и финансам государства. Однако он полагал, что на тот момент Россия не имела возможности лавировать между Великобританией и Францией, и что подчинение экономических интересов России главной задаче Наполеона — блокаде британской торговли — являлось единственным способом обеспечить приемлемые условия мира. Российский император тешил себя надеждой на то, что, если англичане полностью утратят возможность торговли с континентом, и при этом выдвинутые Наполеоном условия будут умеренными, Лондон, возможно, пойдет на заключение мира. Компромиссный мир, ограничивающий как британскую экспансию за пределами Европы, так и продвижение французов на континенте, конечно, идеально соответствовал бы интересам России. Радужные надежды Александра выглядели реалистичными и потому, что Тильзитский мир не обязывал Россию участвовать в военных действиях против Великобритании, а успешная война против Швеции могла окончиться присоединением Финляндии и тем самым обезопасить Петербург от будущих атак со стороны Швеции[83].

Единственной сферой, где Александр, возможно, пошел на чрезмерные уступки в пользу Наполеона, были отношения России с Османской империей. Спровоцированные Францией турки вели войну с Россией с 1806 г., надеясь воспользоваться поражением России при Аустерлице и вернуть себе территории, утраченные на протяжении последнего тридцатилетия. Во время переговоров в Тильзите Франция вызвалась быть посредником между Россией и Османской империей и собиралась поддержать нового союзника в случае, если бы турки проявили непреклонность. Александр надеялся, что Наполеон благосклонно воспримет приоритет российских интересов в Османской империи, и что тем самым удастся создать противовес господству Франции в Западной и Центральной Европе. На самом же деле, несмотря на все разговоры Наполеона о русско-французском сотрудничестве на Востоке и грядущей гибели Османской империи, основная линия его политики была нацелена на сдерживание российской экспансии. Нет сомнений в том, что он все равно стал бы проводить эту политику исподволь, независимо от условий Тильзитского договора. Выступая в качестве посредника, он всего лишь получал больше возможностей для достижения своей цели[84].

Стремясь упростить процедуру переговоров, Александр вместе со своими советниками прибыл в Тильзит, на западный берег Немана, где находилась ставка Наполеона. Императоры провели вместе много часов и разговаривали на самые разные темы, которые касались отнюдь не только мирных переговоров и смотра войск Наполеона. Половина Тильзита была передана в распоряжение русских, там разместился первый батальон Преображенского полка — для охраны российского императора. Однако все взгляды были прикованы к французской армии. Столь заинтересованный в военных делах правитель как Александр, не мог упустить шанса внимательно присмотреться к людям, завоевавшим всю Европу, и услышать, как один из величайших за всю историю полководцев раскрывает секреты своего успеха. В любом случае ситуация подходила для реализации замысла российского императора, согласно которому он должен был выступить в качестве почтительного ученика Наполеона и тем самым польстить его самолюбию. Но и французскому императору следовало бы обратить пристальное внимание на преображенцев, поскольку своим будущим окончательным падением он был во многом обязан действиям старых полков российской армии.

Почти во всех отношениях Преображенский являлся типичным полком российской армии, вернее сказать, идеальным воплощением того, каким должен был быть российский полк. Разумеется, обер-офицеры и ветераны из числа унтер-офицеров питали чувство глубокой привязанности к своему прославленному полку. Как и все российские полки, Преображенский во многом был замкнутым мирком. Солдаты по совместительству являлись портными, сапожниками и строителями. В дополнение к этому в российском полку имелись полноценные оружейники, кузнецы, плотники, столяры, мастера по ремонту повозок, ковочные кузнецы, а также ремесленники прочих профессий. Относительно новым явлением было наличие докторов: в Преображенском полку их было четверо, что было вовсе не характерно для армии в целом. Гораздо более традиционным являлось присутствие практически в каждом полку священников и младших церковнослужителей. Православные литургии служились по воскресеньям и основным праздникам. Священники обращались к войскам с проповедью о необходимости верной службы царю, являвшемуся защитником православных веры и государства. Другой популярной темой было хорошее обращение с военнопленными и гражданским населением. Во время сражений некоторые священники находились непосредственно на линии огня. Обычно они были вместе с докторами, успокаивая раненых и — что было очень важно — отпевали умерших[85].

Офицеры Преображенского полка представляли собой наименее типичное явление в российской армии. Хотя большая часть офицеров русской армии принадлежала к дворянскому сословию, 6% были выходцами из низших сословий, крестьян или, что случалось чаще всего, солдат. В любом случае большинство дворян довольствовались небольшим доходом, и то же самое можно сказать о большей части офицерского состава. Лишь у четверти из них в 1812 г. имелись в собственности имения, или же они являлись их наследниками, и большинство этих имений были небольшими. Офицер линейного полка, семья которого владела более чем сотней душ крепостных, встречался крайне редко. В России времен правления Александра I практически любое образование являлось платным. Офицеры артиллерии обычно получали образование в кадетских корпусах (военных училищах, предназначенных для обучения мальчиков офицерскому делу), большая их часть обладала необходимыми математическими знаниями и владела иностранными языками. Однако большинство офицеров линейных пехотных и кавалерийских полков читали и писали по-русски, а также могли знать начала арифметики, но этим их образование и ограничивалось[86].