Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не исключено, что она вымышленная.
– Тогда пусть пороются в наших архивах.
Моей сестры дома не было. Она оставила мне короткую записку, где говорилось: “Я пошла прогуляться по городу”. В свою очередь я написала ей, что пару дней проведу в Мадриде. Кажется, она нашла чем заняться, что меня порадовало. Аманда решилась выйти из дому – и это уже был шаг к нормальному состоянию. Скорее всего, кружа по улицам, она сможет спокойно обдумать ситуацию. Кроме того, на людях ей будет неловко плакать. Слезы – дело непрактичное, даже если поначалу они и помогают снять напряжение, ведь потом уходит слишком много времени на то, чтобы прийти в себя. К тому же они снижают самоуважение, да и глаза от них превращаются в красные озера.
Ровно через два часа Фермин Гарсон позвонил в мою дверь. Я схватила чемоданчик, в который сунула только пижаму, несессер и смену белья. Чуть позже я смогла убедиться, что у Гарсона вещей было и того меньше. Он путешествовал налегке, как дети моря[13].
Нам не пришлось ждать посадки, и полет прошел совершенно спокойно. К ужину мы уже были в Мадриде.
Гарсон знал столицу лучше, чем я, еще с тех пор как жил в Саламанке. Поэтому он предложил себя на роль гида.
– Кажется, нам пора перекусить, давайте устроим себе тапео[14], – сказал он, недолго думая.
Я охотно согласилась, так как устала и проголодалась. Кроме того, мне нравилась шумная мадридская жизнь, нравились переполненные бары и постоянное ощущение, что ты находишься в городе с многовековой историей.
Мы отправились к Пуэрта-дель-Соль, в самый центр, и зашли в бар, где стены были покрыты изразцами и надо всем царила голова быка. Столов не наблюдалось, посетители толпились у стойки.
– Пошли куда-нибудь еще, здесь не протолкнуться, – сказала я Гарсону.
– Ни за что! Погодите минутку.
Один из официантов, заметив нас, весело пропел:
– Что-нибудь желаете, сеньоры?
Гарсон из-за людских спин ответил:
– Два бокала вина и две порции трески!
– Минуточку! – крикнул официант, наряженный в огромный фартук.
И точно так же, как расступались воды Красного моря перед Моисеем, люди слегка расступились перед нами, и мы без особого труда продвинулись вперед и получили наши бокалы и нашу еду. Все это было отработано веками, так что в бар запросто могло вместиться еще человек пятьдесят.
– У этих баров долгая традиция, – сказала я своему помощнику, и он только кивнул в ответ, занявшись треской.
Таким же образом мы побывали еще в пяти или даже шести забегаловках, пока не насытились и не залили жажду вином. Когда мы шли в сторону гостиницы, Гарсон в основном молчал.
– Устали, Фермин?
– Да, устал. И я вот что думаю: не слишком ли я стар для подобных похождений?
– Мне так не кажется.
– Это в вас говорит жалость.
– Ненавижу жалость.
Зазвонил его мобильник.
– Тот, кто добивается меня в такой час, о жалости уж точно понятия не имеет.
Я краем глаза следила, как он озабоченно кивал головой и коротко спрашивал о чем-то, мне непонятном. Затем он бросил: “Ждите распоряжений”, – и дал отбой.
– Возникли осложнения, инспектор. Речь о Марте Мерчан, бывшей жене Вальдеса. Те, кто за ней следят, сообщили, что она отправилась на улицу Меридиана и зашла в довольно бедный дом. Время идет, а она оттуда не выходит. Они спрашивают, как им поступить.
– Улица Меридиана не слишком подходит для такой дамы, правда ведь? И этот ее визит наверняка должен нас заинтересовать.
– Мы не можем застать ее in fraganti[15]. Да и санкции на арест у нас нет.
– Речь не о том. Пусть запишут адрес и продолжают наблюдать. Мне очень жаль, младший инспектор, но вам придется туда слетать – вдруг дело действительно важное, а у меня тут назначена на утро встреча с работниками телевидения. Кажется, вы еще успеваете на последний рейс.
– Успеваю, – сказал он со вздохом.
– В зависимости от того, как там все повернется, возможно, я потом и сама вернусь в Барселону, а вы отправитесь в Мадрид.
– Теперь вы видите, что для меня чувствовать усталость – непозволительная роскошь?
– Еще успеете отдохнуть, когда по-настоящему состаритесь.
– Надо полагать, это комплимент.
– Уж не знаю. Понимайте как хотите, а мне вы кажетесь просто мальчиком.
– Мальчиком, которого наказывают, не давая пойти спать. Раньше обычно случалось наоборот.
Я, конечно, сожалела, что ему нужно лететь обратно в таком состоянии, но ни за что не призналась бы Гарсону в своих эмоциях. Стоит ему только заподозрить, что его жалеют, начнет плакаться, и конца этому не будет. Он ведь в этом отношении был не лучше остальных мужчин.
Гостиница выглядела начисто лишенной каких-либо индивидуальных черт. Следовало ожидать, что тревоги из-за дела, которым мы занимались, помешают мне заснуть. Но не тут-то было. Я спала как самое бесчувственное бревно на свете. И тем не менее, едва проснувшись, позвонила Гарсону.
– Ничего особенного, инспектор. Дама изволила навестить свою служанку. Судя по всему, ей близки идеи социального равенства и поэтому время от времени она наведывается туда.
– Очень похвально. Надеюсь, сделали все тихо?
– Вроде бы старались наводить справки аккуратно, но в таких случаях никогда нельзя исключать, что кого-нибудь из соседей удивили наши расспросы и он распустил язык. Тогда служанка обо всем доложит хозяйке.
– Ну и пусть себе, хотя риск, конечно, есть. Разузнайте все про эту женщину. Нет ли у нее проблем с правосудием или сына-наркомана. И про мужа не забудьте.
– Она вдова. Нам об этом сообщила одна тамошняя старуха.
– Меньше работы для вас.
– Я должен кому-то все это перепоручить?
– Лучше сделайте сами. А когда закончите – пулей в Мадрид. Вам удалось хоть немного поспать?
– Немного.
– У вас будет три четверти часа в самолете.
– Спасибо, инспектор, вы проявляете почти материнскую заботу.
Генеральный директор компании “Телетоталь” назначил мне встречу на одиннадцать, так что я съела на завтрак обычные для Мадрида чурритос[16] и взяла такси, чтобы ехать на студию, которая располагалась за городом. По дороге я наслаждалась красотами большого столичного города, в которые удивительным образом вплетался дух кастильской деревни. Восторг, который испытывает житель Барселоны, попавший в Мадрид, можно сравнить только с притягательностью Барселоны для мадридцев. Два разных мира, разделенных всего часовым перелетом.