– Ой, куда меня только не посылали! – пожаловалась я, чувствуя себя так, словно я исправно сходила по всем адресам. – Михаил Брониславич, я заболела, можно я сегодня на работу не приду?

– А кто мне денежки принесет?!

– Ах, денежки! – до меня наконец дошло, что шеф живо интересуется наличкой, которую я вчера по его поручению получила в банке. – А деньги я вам передам с каким-нибудь надежным посыльным!

– Жду с нетерпеньицем, – буркнул Бронич и отключился.

Пока я разговаривала с шефом, проснулась Трошкина. Она вылезла из-под одеяла и тут же начала переодеваться из фланелевой пижамы в модный брючный костюм.

– Ты куда-то собираешься? – потирая виски и болезненно морщась, спросила я.

– Пока нет, – уклончиво ответила подружка.

– Кого-то ждешь?

– Да, должен зайти один человек. – Алка упорно отводила взгляд.

Бегая по комнате, она суетливо наводила порядок и при этом старалась держаться от меня подальше, что выглядело очень смешно, учитывая скромные размеры помещения.

– В чем дело? – не выдержав, спросила я.

– А что такое? – неискренне удивилась Алка.

– Что ты шарахаешься от меня, как будто я прокаженная?

Трошкина остановилась, печально посмотрела на меня и распустила губы шлепанцами. Я угадала, что подружка сейчас горестно заревет, и поспешила предотвратить обильное слезотечение, прикрикнув на плаксу:

– Не распускай нюни!

– Тогда я руки распущу! – неожиданно окрысилась она.

В руках у Трошкиной был брючный ремень, который она пыталась заправить в штаны, но от волнения не попадала в петли. Она замахнулась на меня этой несерьезной полоской тисненой кожи и гневно притопнула ножкой в тапке с помпоном:

– Пороть тебя некому, Кузнецова!

– Да за что?!

– Не отпирайся, я все знаю! – выкрикнула Алка.

– Серьезно? Тогда расскажи мне Второй закон Ньютона! – попросила я. – В свое время мне так и не удалось его выучить.

Трошкина вспыхнула и зло сказала:

– Для проститутки у тебя очень необычные интересы!

– Для кого?! – заморгала я.

– Для проститутки! – тихо, но твердо повторила она.

– Да как ты смеешь?! За кого ты меня принимаешь?! – Я вырвала у подружки ремешок и огрела ее по заднице.

– А сама ты как смеешь?! – с этим встречным вопросом Алка схватила подушку и с размаху стукнула меня ею по голове.

– Ах, ты так! – я отбросила в сторону бесполезный декоративный ремешок и схватила вторую подушку.

Некоторое время мы самозабвенно молотили друг друга спальными принадлежностями, кряхтя, охая и равномерно покрываясь пухом и перьями из прорвавшихся подушек. Остановил ожесточенное пуховое побоище дверной звонок.

– Ну, вот! – опустив подушку, расстроилась Трошкина. – Он уже пришел, а я в таком виде!

– Ты похожа на жертву куриного гриппа! – злорадно заметила я.

Обирая с себя перья, Алка побежала в прихожую, откуда через секунду послышался хорошо знакомый мне голос. Я высунулась в коридор и увидела своего родного братца.

– О, Зямка! – обрадовалась я. – Как вовремя! Ты-то мне и нужен! Будь другом, отвези Броничу в офис казенные деньги, я вчера получила их в банке и забыла отдать.

Братец не ответил на мою солнечную улыбку. Тихо и скорбно кивнув Трошкиной, он прошел в комнату, встал под люстрой, скрестил руки на груди и уставился на меня взором, полным мрачной задумчивости. Горделивая байроновская поза выгодно подчеркивала достоинства Зяминой фигуры, но была совершенно неуместна в Алкиной девичьей горнице, полной мягких игрушек, милых безделушек, кружевных салфеток и плюшевых накидок, покрытых в данный момент слоем подушечного пуха.

– Что скажешь? – спросила я братишку, заинтересовавшись этой демонстрацией.

– Как ты могла?! – с пафосом вскричал Зяма. – Ты, моя сестра, девушка из приличной семьи!

– Еще один желающий меня воспитывать! – закатив глаза, пожаловалась я люстре, озаряющей русые кудри брата. – Слушайте, ребята, мне это уже надоело! Чего вы ко мне привязались? Что я такого сделала?

– Подумаешь, подалась в путаны! – язвительно сказал Зяма, обращаясь к Трошкиной. – Обычное дело! Но-но! Убери руки! Не трогай подушку, из нее перья летят! Индюха, ты совсем с ума сошла?

– Наверное, да! – отбросив в сторону распотрошенную подушку, с горечью и сожалением сказала я. – Во всяком случае, я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите и почему на меня набросились! Я никаких особых грехов за собой не помню!

– Может быть, это освежит твою память? – Зяма протянул мне маленькую карточку.

– А что это? – я послушно посмотрела. – Это… Что?! Это кто – я? Это не я! Я не эта!

– Не знаю, стало ли у нее лучше с памятью, но речь определенно затруднилась! – заметила Трошкина.

Она осторожно приблизилась ко мне, обняла за плечи и опустила на диван.

– Что за фигня? Это что, шутка? – продолжала волноваться я. – Кто это сделал? Почему я?

Алка и Зяма переглянулись.

– У нее амнезия, – вспомнила Трошкина.

– А у тебя идиотизм! – хамски заявила я. – Увидела пошлую картинку – и подумала, что я торгую собой?

– Извини меня, дорогая, но по твоей живописной визитке никак не подумаешь, что ты занимаешься какой-то иной деятельностью! – вежливо, но твердо сказал Зяма.

– Это не моя визитка! – крикнула я. – Я ее в первый раз вижу!

– Но тут твоя обнаженная натура и твой номер телефона! – с сожалением подсказала Алка.

– Натура моя, номер мой, а визитка не моя! – продолжала упорствовать я.

Мои мучители снова переглянулись. На лице Трошкиной читалась растерянность, скуластая физиономия Зямы осветилась надеждой.

– Так, – почесав в затылке, сказал братец. – Давайте сначала все успокоимся, а потом будем разбираться с этим недоразумением. Помнится, мне тут обещали завтрак?

Он выразительно посмотрел на Алку, и она тут же убежала в кухню. Мы с Зямой, помедлив, потянулись за ней, и вскоре уже дружно лепили бутерброды.

Кушали без разговоров, довольствуясь репликами по существу: «Передай сахар», «Еще чаю?» и «Куда тащишь четвертый бутерброд, обжора?!» После завтрака убрали со стола, но остались в кухне.

– Итак, у нас есть вопрос, – голосом ведущего телепрограммы «Что? Где? Когда?» сказал Зяма, положив на середину пустого стола злополучную визитку. – Что это за предмет?

Передавая картонку из рук в руки, мы внимательнейшим образом изучили ее, и общими усилиями выяснили следующее: позорящая меня визитка была отпечатана не типографским способом, а на цветном принтере.