Громыхнув крышкой двигательного отсека «Петра» – и чего Аське взбрело краской баловаться, хотя, как ни крути, все веселее, мужикам нравилось, как известно, чем бы дитя ни тешилось, – Болт подобрал канистру, завинтил крышку и, обойдя махину БТР, поставил емкость в ряд к остальным. Вспомнил аккуратно расставленные банки из-под пива, «Несквика» и «Нескафе». Болты, шурупы, гайки и нагайки, нарезные всякие… Вот и здесь – ягоды-фрукты, прочие продукты. Даже пара велосипедных ниппелей для Аськиного велика.

А вон и она сама в углу красуется – старенькая «Кама» с почти стершимися наклейками от жвачки «Турбо», хрен знает как сохранилась. Его трудами. Складная до сих пор, с багажником на запасной пружине. Сам крутил-следил.

Оттуда. Из другой жизни.

Когда-то давным-давно. В другой вселенной.

– Папа! Я катаюсь! Ну подтолкни же… ну! Ууура! Зачапала стрекоза! Сама! Смотри! Мам, я еду! Сама-а-а…

Яркий, броский велик с погремушкой и страховочными колесиками по бокам сзади, раскрашенный под зебру, как она и хотела. Мечтала. Терзала их со Светкой еще с сентября, хотя день рождения ожидался в ноябре.

Красовалась. Его. Она.

Дочь. Ребенок.

Суть.

– Ай-ты! Не упади смотри!

– Да ты же колеса сам приставил, ха-ха-ха-ха! А я еду. Сама. Мама, смотри!

И он смеялся. Бегая за ней и женой по летнему парку. Это было. С ним. С ними.

Или нет.

Болт оглядел царивший в пропахшем инструментами и маслами гараже идеальный порядок, которому позавидовал бы любой фанат чистоты. Чего уж тут, у него было столько времени на разбор и перестановку, чтобы иногда хоть чем-то занять себя, что волей-неволей все блестеть будет.

А еще он нередко вспоминал тот гараж и разложенные на полу мешки с разобранными, как конструктор, останками тех, кто всего несколько минут назад был людьми. Игрушки для взрослых. Только мокро и красного много. Больше красного, как когда-то в одном известном британском фильме.

– Вжжжжухнем! Вз-взрез-зай! Подер-рнем!

До усрачки много.

Интересно, так себя чувствует мясник, здоровенным топориком отточенными движениями разделывавший туши в супермаркете? Тук. Тук. Хрясь!

Поправка… Скотины. А не людей.

Но для Болта они даже не заслуживали и скотами быть.

– Повж-ж-жухнем! – сладко выводила «Парма» где-то глубоко в подсознании.

И еще запах. Разъедающий ноздри, обжигающий запах хлорки, которую пришлось покупать в несколько заходов в знакомом строительном. Одной пачкой типичной хозяйственной то зрелище, которое царило в гараже, уничтожить было нельзя.

«Закутай себе голову этим мешком и попробуй дышать сквозь него. Вздохни поглубже, и тогда, если все прежние запахи еще остались при тебе, ты услышишь тот запах близкой смерти, который все мы знаем»[4].

Болт облокотился о бок машины, чувствуя, что его накрывает.

В голове мерзкими опарышами продолжали копошиться мысли. Карбид, Войлок и Труха. Со всеми тремя он в течение месяца ссорился так или иначе, по несколько раз, и теперь они умерли. Впрочем, оно и к лучшему.

Вытирая пальцы ветошью, Болт снова содрогнулся от все чаще посещавших его мыслей. Почему так? И почему он так в этом уверен? Откуда он ЗНАЛ? Не он же сам…

Нет!

Осы, мухи. Навязчивые идеи. Это все расстройство. Но что… Шиза? Горячка? Белочка-целочка? Может, и пора. Он и так продержался на поганые двадцать два года больше «везунчиков», оставшихся ТАМ. За бортом нашей новой и спокойной жизни.

Но Болт откуда-то точно знал, что судьба тройки предрешена. Решение обжалованию не подлежит. Умрут. Но почему к лучшему? Ему-то до них какое дело. Ну да, прокуковали друг у друга за пазухой столько лет, но это не значит, что теперь с каждым при встрече нужно взасос целоваться.

Болт брезгливо сплюнул на верстак, вспомнив Зюзю. Этот-то почему жив до сих пор, а?

Карбид, Войлок и Труха.

Протерев стол, засобирался. Скоро отбой. А до отключения света еще хотелось перечитать письмо дочери. Она выходит замуж. Его Полина. Господи, как быстро летит время, особенно если каждый день как две капли похож на другой. Интересно, какая она теперь? Обещала фотку прислать, да все никак: дорогое это нынче удовольствие, послевоенное, но на свадьбе можно раскошелиться, вот и пришлет. Хотя Болт и так знал, что Полина очень красивая. Ну как же еще! Вся в мать, с ее глазами. Это они тут все в нелюдей давно превратились. А там… Там житуха другая.

Вдруг его озадачила новая мысль.

А что же им подарить?! Нельзя на празднике без подарка. С пустыми руками куда же. А костюм… И еще бы рюмашку за молодых.

– Неуж-жто? – насмешливо спросила «Парма». – Думай, муж-жик, соображ-жай. Замуж-ж, зам-зам-зам-муж-ж!

Болт оглядел свою выцветшую футболку, блеклый спортивный костюм в непонятных пятнах. Ладно, с этим решим. Сначала подарок. Как он вообще попадет на торжество, Болотов в данный момент совершенно не думал.

– Неваж-жно, – заверила «Парма».

Он оглядел гараж с громадиной БТРа, будто здесь что-то могло сгодиться на презент молодым. Был бы «Поросенок» белый, вот и готов свадебный кортеж. В прямом смысле.

Так что же любят современные девушки? Он обрадовался было, вспомнив про Асю. Вот кто мог посоветовать. Но она была по меркам их положения такой же современной, как и сам Болт. Так что же? Ну наверняка что-нибудь красивое. А что красивое можно найти в тюрьме? Томно лыбящуюся голую бабу из засаленного журнала, с выцветшими титьками… Тьфу!

Но и в его непростом положении должен же быть какой-то выход.

И тут его осенило! Конечно! Цветы! Он подарит Полине красивый букет цветов, который к сроку вырастит сам. Именно сам. Такой подарок будет ценнее. От самого сердца. Вот только как бы провернуть так, чтобы никто не прочухал, а у него всегда было бы под присмотром. Болт завозился в гараже, гремя ведрами и прочесывая в свете моргающей лампочки заполненные всякой всячиной полки. Не то, не то, все не то… Не просить же Мичурина в лоб. Нет, старик не проговорится, он из тертых, но лишний раз разглашать не хотелось. Что же… Что-то небольшое, чтобы за толкан, к примеру, схоронить можно было.

Болт присел на корточки в дальнем углу, где хранилась вспоротая от носа до кормы резиновая лодка без весел, рваные снасти, куски ломаного пенопласта и прочий хлам. Подумал, выудил ботинок поприличнее, из выцветшей кожи, с надорванными дырочками для шнурков. На подошве все еще можно было прочитать полустертую надпись Bata. Ясень пень, Чехия. Вот уж кто умел шить так шить. Сразу вспомнилась их семейная поездка в Прагу, мосты, улочки, виноград с вином, шкворчащие сосиски на жаровнях, велкопоповецкий рогатый…