я сгоняю заберу его, а? — спрашивает Ланка, — Я быстро управлюсь!

— Да, конечно, — киваю я, — я тут спокойно подежурю…

— Ты, главное, не отсвечивай особо, — Ланка подрывается, быстренько скидывает халатик, — я скоро!

Я не успеваю кивнуть, потому что именно в этот момент открывается дверь, без стука даже, и на пороге возникает огромная фигура мужчины.

Мы с сестрой замираем в крайне нелепых положениях, пялясь на вошедшего словно застигнутые светом фар кенгуру. Я — нагнувшись над ведром, а Ланка — в одних трусиках и лифчике.

Мужик, настолько здоровенный, что из-за его плеч не видно вообще просвета в коридор, тоже застывает, вытаращившись на полуголую Ланку.

И взгляд его — дикий и безмерно удивленный.

Первой приходит в себя Ланка.

Она закрывает грудь и пах руками и жестко командует:

— Дверь закрыл!

Мужик хлопает ресницами с недоумением, словно приходя в себя после шока… Еще раз осматривает нахмуренную Ланку, а затем захлопывает дверь.

Ланка торопливо хватает платье, натягивает на себя, ругаясь приглушенно, затем поворачивается ко мне:

— Ну, а ты чего застыла? Вода уже переливается!

Ойкаю, закручиваю вентиль, сливаю лишнее.

— Я быстро, — повторяет Ланка, — не бойся тут, они видишь, какие пугливые.

— Не сказала бы… — бормочу я, припоминая, как внимательно смотрел мужик на фигуру моей сестры.

Это же тот самый, которого побил в прошлый раз Каз на ринге… Точно, он. Только у него одного тут такой рост огромный и такая заросшая шерстью грудь… Словно орангутан… Б-р-р…

— Внимательней там, — все считаю нужным предупредить сестру, — а то вдруг он…

— Ой, я тебя умоляю, — машет ладонью Ланка, — кому я нужна?

— Лан…

— Все, я ушла, позвоню, как Вальчика пристрою.

Сестра выходит за дверь, я остаюсь сидеть, заняв ту самую табуреточку, что до этого облюбовала Ланка.

Тонкое полотно двери опять сотрясается от громового мужского раскатистого рева, затем что-то падает, да с таким грохотом, словно там шкаф уронили здоровенный.

И мужики опять взревывают.

А я смотрю на часы, прикидывая, сколько в этот раз придется тут сидеть…

Мне к одиннадцати надо вернуться обратно в больницу, у меня ночная смена, которую никто не отменял, естественно.

Так что задерживаться нельзя категорически.

Интересно, Каз сегодня бьется на ринге?

Хотя, нет. Не интересно… Не интересно тебе, Маруся. И мужчина этот тебе не интересен…

Вспоминаю его взгляд, веселый и темный, каким он встретил нас с Ланкой еще с порога.

Признаться, я опасалась, что он сразу подойдет, может, пошутит насчет переменчивости женских решений и прочего, потому что очень уж легко мы, практически без споров, согласились на работу. Стоило ли так кочевряжиться?

Хотя, стоило.

Потому что во время повторного звонка Каз предложил пять окладов…

И теперь наверняка думает, что просто купил нас. Меня. Это почему-то мне не нравится, не хочется, чтоб он так думал.

И вот парадокс: какое дело мне до его мнения? Главное же что? То, что мы получим много денег. Всего за один вечер… Но почему-то скребет в душе, и грудь стесняет… Глупости какие…

Каз, кстати, не оправдал моих ожиданий, не подошел. Посмотрел и отвернулся, занятой разговором с кем-то. Словно мы с Ланкой — пустые места… Хотя, так оно и есть, а все, что у меня в голове надумывается… Бред бредовый.

И портрет его надо выкинуть… Вдруг, кто-то найдет…

В дверь стучат, прерывая поток моих беспорядочных мыслей, громко стучат, так, что ее едва не сносит с петель. Это кто там такой усердный? Вообще силу не рассчитывающий?

— Открыто! — кричу я, дверь открывается, и на пороге возникает уже знакомая огромная фигура:

— Это… — басит орангутан, оглядывая помещение, словно выискивая кого-то. И я даже знаю, кого! Вот ведь, кобелина лохматая! — там надо прибрать… На ринге…

— Сейчас, — киваю я, поднимаясь и натягивая перчатки.

— А где вторая? Борзая такая? — спрашивает мужик, и сердце у меня буквально падает в пятки. Рассмотрел-таки Ланку, орангутан чертов!

— Я справлюсь одна, — холодно отвечаю я, поднимая ведро с водой и прихватывая швабру, — пропустите, пожалуйста.

Мужик сторонится, я выхожу из подсобки.

Тут же оглушает гомон, крики, какие-то бесконечные, отовсюду доносящиеся разговоры.

Просматриваю уже вполне привычным взглядом помещение на предмет непорядков, но ничего особенного не вижу. Еда не рассыпана и не разбросана, столы чистые, возле скамеек не накидано и не разлито ничего.

А вот ринг… Мама моя…

Тут убили, что ли, кого-то?

Вся поверхность ринга залита кровищей. Ее так много, что складывается полное ощущение, что я не в спортивном зале, а на бойне. А , учитывая еще и запахи, окружающие меня: пот, спертый, удушающий сигаретный дух, кровь — и впечатление бойни напополам с притоном становится полноценным.

Выдыхаю, собираюсь с силами и поднимаюсь на ринг.

Ох, очень надеюсь, что тут никого не убили, все же… Спрашивать об этом, естественно, и не думаю даже, просто выполняю свою работу, собирая кровь тряпкой, выжимая в ведро и снова собирая. Хорошо, что я в перчатках и маске. Хотя бы как-то можно дышать…

— Почему ты одна?

Голос раздается позади меня настолько неожиданно, что вздрагиваю. Черт… Ну чего ты пришел сюда? Хотя, кто думал, что это будет легко?

— Лана вышла… — смысл скрывать? Он все равно узнает… — она вернется через час.

— Я платил за то, чтоб вы двое тут дежурили, — Каз легко прыгает на ринг, идет ко мне, продолжающей сидеть на корточках и собирать кровь. Не смотрю на него, полностью сосредотачиваясь на своей работе, — именно из-за таких случаев.

Его ноги, в навороченных ярких кроссовках, останавливаются совсем рядом, прямо возле меня, и я едва сдерживаю мстительное желание мазнуть по ним кровавой тряпкой. Потому что нечего подходить так близко! Надо о технике безопасности думать!

— Отойдите, — глухо говорю я, не поднимая головы и продолжая методично работать, — а то брызги крови попадут…

А Каз неожиданно наклоняется, присаживается на корточки прямо передо мной и ловит пальцем за подбородок. Это так внезапно и резко происходит, что не успеваю отшатнуться, замираю, глядя в его