Я приближаюсь к сетке и пропускаю пальцы сквозь прутья, прижимаясь носом к прохладному металлу. Я всегда любила животных, но папа не разрешил мне завести, ни щенка, ни котёнка.

– Эй, ты чего там стоишь?

Девчонка оборачивается ко мне, приветливо смотря своими тёмными глазищами. Я опускаю взгляд:

– Извини, просто шла мимо и притормозила.

– Иди сюда!

Она не шутит? Я действительно могу зайти?

Аккуратно захожу на площадку сквозь калитку, и приближаюсь к краснощёкой от ветра девушке. У неё круглое, как луна, лицо и прищуренные тёмные глаза, над которыми нависают угольно-чёрные, словно нарисованные, брови.

– Привет, тебя как зовут?

– Мила.

– Прикольно. Это Людмила, что ль?

– Нет, Эмилия.

– Ого! Имя – то какое вычурное. Ну, а меня просто – Оля.

Приветливо улыбаюсь, отвечая на крепкое рукопожатие девушки. От неё не исходит никакой агрессии, только доброта и спокойствие, и я облегчённо выдыхаю.

Хоть один адекватный человек за сегодня.

– А почему ты ночью тренируешь свою собаку?

– С дневной смены пришла, и гулять с Тайсоном потопала. Ему тоже надо побегать и попрыгать, жирок растрясти, устал на подушках валяться. А ты почему ночью гуляешь?

– Мне просто некуда идти.

– Как это?

Опускаю взгляд в мокрую кашу, отчаянно ковыряя носком туфли талый снег. Ноги уже заледенели в белоснежных лодочках невесты, и пальцев на ногах я уже не чувствую.

Оля следит за моим взглядом, и ахает:

– А ты чего в туфлях? Ты на градусник смотрела?

– Да, так вышло.

– Он тебя выгнал, что ль?

– Кто?

– Муж!

Оля упирает руки в полные бока и наклоняет голову вбок, став похожей на громадного снегиря.

– С чего ты взяла?

– Да уж не дура, догадалась. Кольцо на пальце есть – значит, замужем. На ногах – туфли, расшитые бисером, свадебные. Значит… Ты что, со свадьбы сбежала?

– Почти.

– Ого! Так, быстро, пойдём ко мне, всё расскажешь.

– Да как-то неудобно. Твои-то не будут ругаться?

– Некому ругаться. Я в отличие от тебя, не замужем. С бабушкой живу, но она уж точно будет не против.

Киваю, стуча зубами.

В конце концов, мне всё равно некуда пойти. В любом отеле или гостинице спросят паспорт, а его я показать не могу – Юрий мгновенно найдёт меня, обзвонив гостевые дома. Значит, я вполне могу переночевать у Оли.

А что делать дальше, я придумаю утром. В конце концов, я же не смогу скрываться вечно. Да и папа будет волноваться. Значит, мне придётся вернуться домой и предстать перед грозными очами Митрофанова, обвинив его в измене.

– Тайсон, домой!

Рыжий пёсик, подобрав с земли мячик, вильнул хвостом и пулей полетел нам навстречу.

*****

Бедно обставленный коридор с обшарпанными стенами заставляет меня сдвинуть брови к переносице. Похоже, ремонт в помещении не делался очень давно – сверху обои отошли от стен, покрывшись грибком, а снизу их кто-то явно подрал, оставив свисать длинные, как лапша, лохмотья.

Неужели Тайсон поразвлекался?

– Нет, это дело когтей кошки. Её Машка зовут.

Оля проследила за моим недоумённым взглядом и сразу расставила всё по местам, ничуть при этом не смутившись.

– Понятно.

Кто я такая, чтобы критиковать чужую жилплощадь?

Да я готова переночевать даже на этом грязном полу, в обнимку с рыжим Тайсоном, лишь бы в безопасности и подальше от своего ненавистного супруга.

Аккуратно снимаю промокшие насквозь лодочки, и тут же надеваю уютные домашние тапочки с помпонами, чувствуя, как озябшие ноги медленно начинаю отогреваться.

– Проходи на кухню, я сейчас чайник поставлю.

Оля вешает на крючок свой огненно-красный пуховик, и идёт вглубь по узкому коридору.

– Ба, я пришла.

Останавливаюсь.

Вдруг незнакомая мне женщина сейчас заартачится нашествию ночной гости и вынудит меня уйти? Но из комнаты ответа не последовало, и Оля, ласково улыбаясь, поманила меня пальцем.

Может, старушка уже спит и не услышала внучку?

Снимаю длинную шубу Жанны, которую я прихватила из дома Купцова, и вижу, как угольные брови Ольги поползли вверх. И не мудрено, ведь на мне всего лишь футболка изумрудного цвета, принадлежащая Никите Борисовичу, найденная у него в ванной.

Наверное, вид у меня не самый презентабельный, не смотря на дорогие серьги, переливающиеся в ушах. Ещё бы, мало когда встретишь девушку, на которой надета мужская футболка, еле закрывающая задницу и свадебные туфли-лодочки.

Но, как ни странно, хозяйка квартиры ни о чём меня не спросила, молча закусив нижнюю губу.

Ладно.

– Проходи.

Я вхожу на тесную крохотную кухоньку, заставленную разнообразной утварью, и осторожно опускаюсь на обшарпанный табурет. Бедность на кухне, так же, как и в коридоре, кричит из каждого угла, и я пытаюсь не обращать внимания на тошнотворный запах тушёной капусты, томящейся на плите.

– Кушать хочешь?

– Нет – нет, спасибо.

Качаю головой, чтобы хозяйке квартиры не пришло в голову попотчевать меня своим скромным ужином. Да я и не была голодна, хоть в ресторане почти ничего не съела.

Оля пожимает плечами, набирает воду из крана в металлический чайник, и ставит его на плиту. Я подпрыгиваю на месте:

– Он же сгорит!

– Ты чего? Он не электрический, а обычный. Ничего ему не будет. Мы всегда так воду кипятим, не дрейфь.

Сглатываю слюну, и опускаюсь на насиженное место.

Ох, и, правда. Что это я?

– А почему электрический не купишь? Удобнее же.

– Бабушка не хочет. Да и привыкли мы так, сподручнее. Да и денег лишних нет, на глупости тратить. Вся зарплата на бабулю уходит.

– Она болеет?

– Пойдём, покажу.

Оля хватает меня за запястье, и тащит по грязному коридору, к дверям самой последней комнаты. Аккуратно толкает створку внутрь, и я перестаю дышать, осматривая убранство спальни.

Я ожидала увидеть что-то наподобие коридора и кухни – такую же обшарпанную комнату с выцветшими обоями и ветхой мебелью, а в воздухе, небось, витает терпкий запах лекарств.

Но, я ошиблась.

Спальня старушки была светлой, с дорогим и современным ремонтом. На полу лежит тёмный ламинат, который аж блестит от чистоты. Светлые стены с недавно поклеенными обоями, натяжной потолок, и огромное окно с белоснежным тюлем ещё более расширяют пространство.