Услышав это, Ивейн, хорошо знавший своен­равную девушку, понял, что это ее искреннее, глу­бокое убеждение, которое невозможно поколе­бать. Глядя в бездонные, зеленые озера печали, Ивейн почувствовал, как в душе его поднимается, вскипая и захлестывая его с головой, волна без­мерного отчаяния. Скорбя о том, что никогда не может свершиться, он чуть не закричал, проклиная свое предназначение друида, вставшее на пути его счастья. Но юноша сдержал свои чувства. Кинув Анье зеленое, цвета лесного мха платье, он вышел из напоенного ароматом жимолости убежища.

Пытаясь удержать поток слез, боясь, что Ивейн сочтет их ребяческими, девушка одева­лась, подавляя рыдания. Анья понимала, что от­толкнет от себя возлюбленного, если станет умо­лять его о том, в чем он видел угрозу выполнению своего высшего долга. Мать часто упоминала об этом долге; она нередко повторяла дочери, что Ивейн должен хранить непоколебимую верность тем поколениям, тому наследию, что оставались в веках, и тем, что придут им на смену. Но разве ее любовь угрожает ему? Нет, конечно же, нет! Анья должна доказать ему это. Нужно убедить жреца в том, что и она неотъемлемая часть тех поколений, того наследия, как и он сам. Вновь загоревшись решимостью, девушка подавила беззвучные слезы.

. Пока Анья одевалась, Ивейн старался совла­дать со своими чувствами и вновь обрести пове­лительное спокойствие друида. Поджидая ее на тихой полянке, юноша созерцал, как вода из ис­точника непрестанно, неудержимо струится, вливается в русло ручья, и в этом вечном обнов­ленном движении дух его находил успокоение.

Продвигаясь сквозь бархатистый мрак ночи при свете кристалла, засиявшего, когда жрец произнес заклинание, Ивейн и Анья возвраща­лись к пещере; лисенок бежал за ними. По до­роге Ивейн рассказал Анье о похищении ло­шади и котомки с одеждой. Девушке было жаль, что кобыла пропала. Но когда они подо­шли к пещере, все плохое забылось: Киэр был вне себя от радости, что она невредима, и тот­час взволнованно принялся рассказывать о не­обыкновенном происшествии, случившемся, когда они с Ивейном возвращались домой после исполнения печального долга.

– Необыкновенное! Честное слово! – Кнэр прямо-таки приплясывал рядом с девуш­кой. – Мне повезло, что Ивейн толкнул меня в заросли, и еще больше повезло, что, когда я упал, я все-таки уберег сокровище.

С этими словами мальчик махнул рукой на горку драгоценных яиц, бережно уложенных в набитый травой мешок.

Первой мыслью Аньи было: как хорошо, что мальчуган, увлекшись, как и всякий ребенок, чем-то одним, не заметил перемены в ее наряде. Но, едва взглянув на «сокровище», она тотчас же забыла обо всем остальном. Да, яйца были целы и невредимы, и их было столько, что хватило бы по несколько штук на каждого. Анья от восторга и слышать больше ни о чем не желала, пока не приготовит их к ужину.

Пока девушка с удовольствием занялась стряпней, друид повернулся к мальчику:

– Я должен спешить, снова нужно отправ­ляться в дорогу.

Киэр посмотрел на него, вопросительно под­няв брови, но Ивейн предпочел сделать вид, что не понимает.

– Придется поторопиться, чтобы не столкнуться с людьми, которые превратили в руины твой дом.

Мальчик опустил глаза, уставившись в ка­менный пол. Ивейн ни слова не сказал о том, какое место отводится Киэру в их будущем пу­тешествии, – стало быть, никакого.

Анья ни минуты не сомневалась, что Киэр должен пойти с ними, и услышав сдержанные слова жреца подумала, что ему следовало бы подробнее объяснить все мальчику. Однако, вспомнив о том, что недавно произошло между нею и Ивейном, девушка промолчала. К тому же яйца уже сварились.

Когда черная и плотная мантия ночи беззвучно опустилась, придавив своей тяжестью землю, трое людей уселись в пещере вокруг огня, чтобы вку­сить от приготовленного с необычайной поспеш­ностью ужина. Правда, это была не дымящаяся каша, а нечто даже более желанное для людей, пища которых в последние дни была так скудна. Сваренные куриные яйца представляли собой сыт­ное кушанье, к ним добавились большие ломти сыра и последние крошки черствого хлеба.

Анья не могла съесть свою порцию, тогда как Киэр, с аппетитом здорового, растущего мальчу­гана, уписывал за обе щеки. Он одновременно покончил и с едой и с рассказом о схватке Ивейна с вооруженным разбойником. Заканчивая повествование, мальчик поднял восторженные глаза на жреца.

– Наверное, вы до смерти напугали этого дурня, очутившегося у нас на дороге, своей не­обыкновенной силой… и странными действиями…

Последние слова Киэр произнес как бы слегка вопросительно, надеясь, очевидно, получить объяснение загадочным поступкам друида.

Но не так-то легко было заставить Ивейна сказать о том, о чем он не хотел говорить.

– Этот дурень не умер, он просто-напросто крепко спит, так крепко, как никогда еще не спал в своей жизни. – Даже холодная насмеш­ливая полуулыбка друида исчезла, когда он до­говорил: – В конце концов он проснется.

Когда Ивейн открыл это саксонскому маль­чику, Анья вдруг поняла, что вечернее столкно­вение, так живо описанное Киэром, случилось как раз в ту минуту, когда ее охватило непреодо­лимое желание произнести заговор о прикрытии. Должно быть, затруднительное положение, в ко­торое попал Ивейн, придало ей смелости, и она решилась взять посох жреца, с его помощью умо­ляя о спасении возлюбленного.

Оторвавшись от своих мыслей, Анья снова вернулась к действительности, когда Ивейн напра­вил корабль их беседы в менее опасные воды:

– Сегодня утром ты дал нам понять, что не намерен навсегда поселиться в этой пещере. Куда ты собираешься направить свой путь? Есть у тебя где-нибудь родственники? Или ты наме­реваешься просить о помощи у господина Трокенхольта – твоего господина?

Синие, как сапфиры, глаза затянули в глубину голубых, мягко, но настойчиво ожидая ответа.

Киэр набрал в грудь побольше воздуха. Больше всего на свете ему хотелось бы пойти вместе с Ивейном, но тот ни словом не обмолвился, что возьмет его с собой в путешествие, и Киэр понял, что пора без утайки рассказать обо всем. По крайней мере, о главном. Это было не так трудно сделать, поскольку он доверял своим спутникам. Мальчик только надеялся, что они не сочтут его замыслы всего лишь глупыми мечтами ребен­ка – как несомненно поступил бы его доблест­ный, но начисто лишенный воображения отец.

– Моя мать происходит из лэтов. Она роди­лась здесь, в Гвилле, и от своего отца слышала легенды о человеке, живущем в горах Талакарна. Она пересказывала эти истории мне: как человек этот спас мальчика, у которого никого не оста­лось из близких, как у меня. Он спас этого маль­чика и его сестренку тоже.

Киэр не уловил противоречивости своих слов, что у мальчика, имевшего сестренку, якобы не оста­лось никого ю близких. Анья заметила, но понимая, что это задело бы его самолюбие, сдержала улыбку. При первых же словах мальчугана воспоминания ожили в душе Ивейна, и он весь обратился в слух.