Таня заглянула внутрь конуса — звездочка больше не росла. Она окончательно отвердела, изменила цвет на небесно-голубой и застыла, омываемая сталисто-синими волнами.

— То есть ты подаришь эту штуку мне?

— Да.

Чоруг небрежным жестом выудил звездочку из синего бульона и передал Тане.

Она повертела штуковину в руках.

— Не сломается? — недоверчиво спросила Таня.

— Нет. Можно согнуть как угодно. Можно сесть на него. Можно употребить в пищу. Ничего не случится.

Насчет употребления в пищу Таня решила не уточнять, списав это заявление на чоругский юмор, и спрятала инфоноситель в набедренный карман скафандра.

— Даже и не знаю, как тебя благодарить, Эль-Сид!

— Зато я знаю: когда я умру, уделяй мне немного своего внимания, — серьезно сказал Эль-Сид.

Но Тане было не до мистики. На языке у нее вертелся вопрос о том, какая из двух планетных систем, найденных чоругом, ближе к планете Вешняя. И нельзя ли посмотреть на чоругские звездные карты — может, ее скромных познаний в астрономии хватит, чтобы идентифицировать хотя бы одну из планетных систем.

Однако Эль-Сид, похоже, более не был настроен на то, чтобы способствовать прогрессу земной ксеноархеологии. Издав гортанный вибрирующий звук, он выключил свой вычислительный комплекс, развернул свое кресло к Тане и сказал:

— А теперь я должен попросить тебя уйти.

— Меня? Уйти? — удивленно спросила Таня, уверенная, что ее визит еще только начался и что впереди у них с Эль-Сидом часы интересных разговоров. — Неужели я тебе мешаю? Ты собираешься делать что-то важное? И мне нельзя при этом присутствовать?

— Да. У меня очень важное дело — я буду одухотворять мою мозаику! Время пришло. Правда, чужакам присутствовать не запрещено. Но я не хочу, чтобы ты находилась рядом. Я тебя уже немного знаю. И я думаю, если ты останешься, ты будешь испытывать эмоцию страха. Очень сильную эмоцию страха!

— Пожалуй, тогда я и впрямь лучше пойду, — сказала Таня, опасливо озираясь. Она не помнила, что представляет собой ритуал одухотворения мозаики, но лишний раз испытывать крепость своих нервов ей не хотелось. — Тогда, получается, я должна сказать тебе «до свидания»?

— В русском языке есть слово «прощай». Кажется, оно подойдет больше, — сказал чоруг и неуверенно посмотрел на Таню.

— «Прощай» говорят, когда прощаются навсегда. Но мы ведь еще увидимся?

— Конечно, увидимся!

— Тогда, выходит, «до свидания»?

— Выходит так, — согласился чоруг. — Только я вместо «до свидания» прочитаю тебе стихотворение, как это принято у нас. Ты не будешь возражать?

— Конечно, нет! Я люблю ваши стихотворения — еще с университета!

— Тогда слушай:

Однажды ночь закончится и взойдет солнце, о дочь моя,

Однажды к концу придет срок и услышишь:

«Теперь — свобода», о дочь моя,

Однажды дух воспарит, а плоть уснет, о дочь моя,

Однажды поймешь: все было хорошим, все было благим,

Даже то, что казалось плохим, о дочь моя,

Даже то, что казалось колючим.

Чоруг закончил читать и внимательно посмотрел на Таню.

— Хорошее стихотворение! — сказала она. — Сам перевел?

— Сам.

— Что ж, русский ты выучил на твердую пятерку. Пожалуй, я даже запишу твое стихотворение завтра, для истории!

— Завтра? — задумчиво произнес чоруг.

— Завтра. Ты не будешь против, если я завтра зайду?

— Конечно, нет, — горячо заверил Таню Эль-Сид. — Я оставлю дверь открытой!

Назавтра Таня вновь явилась на «Жгучий ветерок». В руках у нее был блокнот, а в голове блуждали гипотезы одна другой витиеватее.

«Вот, например, выброшенный за борт «дятел». Эль-Сид утверждает, что «дятел» тоже является внутренним органом джипса. Но, возможно, орган этот вовсе не внутренний, а внешний? Нечто вроде клюва? Или, может быть, совокупительный орган?»

К сожалению, на душе у нее было гадостно.

Несколько минут назад у нее состоялся короткий, но громкий разговор с Башкирцевым и компанией. Тане, по мнению коллег, не стоило вовлекаться в столь интенсивное общение с представителем малоизученной инопланетной цивилизации.

— Разве вы не знаете, дорогая наша Татьяна Ивановна, что контакты с инопланетянами, особенно в условиях изоляции от нормирующего воздействия общества, могут пагубно отразиться на психике? — вопрошал Таню Башкирцев своим скрипучим голосом кабинетного сухаря. — Кстати говоря, когда я учился в аспирантуре у профессора Сосюры, был у меня однокашник, Арсен, как раз чоругами занимался. Так он после двух лет работы в Наблюдательной Службе — выражаясь образно, но точно — свихнулся. Блеял, как овца! Увлекся гаданиями по мочке уха! Вызывал духов! Даже с женой развелся! Правда, она ему изменяла… И даже стихи начал сочинять на языке чоругов… Лечили-лечили Арсена, да так и не вылечили.

— Конечно, это довольно-таки безосновательные опасения, — ворчал в тон Башкирцеву Штейнгольц. — Но все же радиация… микроорганизмы… мало ли что у них там? Ведь, не забывай, «Жгучий ветерок» пережил катастрофу! Наивно надеяться на то, что ремонтные боты смогли восстановить все в первозданном виде!

— Таня, мне близок твой исследовательский азарт… Но, возможно, было бы лучше, если бы ты пригласила Эль-Сида к нам? В конце концов, у нас удобнее!

— К нам? Еще чего! — хмурился Нарзоев. — Да мне на него смотреть тошно! Не пойму, что Танька в нем вообще нашла! Чокнутый косморак с нуминозными закидонами!

Как Нарзоеву удалось овладеть словом «нуминозный», еще можно было представить — подслушал в спорах Башкирцева со Штейнгольцем, — но вот какой смысл он в него вкладывает, оставалось только догадываться.

— Знаете что? Идите вы все… К чертовой матери! — подвела итог дискуссии Таня, закупорилась в скафандре и была такова.

Эль-Сид не обманул — дверь стыковочного шлюза и впрямь оказалась открытой. «Добро пожаловать!» — поприветствовала она Таню голосом Эль-Сида.

У входа Таню ждали ее магнитные ботики. Она обулась и побрела в пилотский отсек, ожидая увидеть там чоруга, поглощенного поглощением новой информации («Я поглощен поглощением», — так говорил сам Эль-Сид). Однако Эль-Сида там не оказалось.

Таня зашла в Храм (таковые имелись на борту каждой чоругской посудины, и «Жгучий ветерок» не был исключением). А вдруг чоруг «общается с женой» или отправляет очередной архиважный ритуал?

Однако Храм выглядел покинутым и пустым, только в центре лучились кроваво-алым светом Две Волны — сакральный герб цивилизации чоругов. В пассажирский отсек — туда, где в рубиновом мраке заседали трупы погибших пассажиров «Ветерка» — Тане идти не хотелось. Однако, когда Эль-Сида не оказалось ни в транспортном, ни в техническом, Таня все же отважилась туда заглянуть.