Так что способность к полету, помноженная на небольшие размеры, – великая вещь в деле видообразования. Не случайно, что больше 99 % видов насекомых либо умеют летать, либо произошли от тех, кто умел это делать раньше. (Скажем, после заселения островов насекомые часто теряют крылья, чтобы их не сдувало в открытое море.) Если бы не летные навыки, насекомые продолжали бы оставаться на вторых ролях, как это было в силуре и девоне. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на щетинохвосток и археогнат, которые отделились от общего ствола насекомых до того, как были изобретены крылья. В общей сложности их наберется не больше 1000 видов. Для сравнения: только одна группа сухопутных ракообразных – мокрицы – насчитывает примерно 4000 видов, и это уже не говоря о куда более многообразных многоножках и клещах. Выражаясь языком эволюционной биологии, крылья насекомых следует расценивать как важнейший ароморфоз, т. е. новшество, которое резко повысило адаптивный потенциал всей группы, подобно тому как сельское хозяйство, выплавка металлов, ирригация и другие прорывные технологии привели к расцвету соответствующих цивилизаций.

* * *

Вспомните бассейн из школьного учебника математики. Количество воды в этом бассейне зависит от того, сколько воды в него втекает и сколько из него вытекает. Точно так же и разнообразие любой группы живых организмов определяется двумя факторами: скоростью появления новых таксонов и скоростью их вымирания. Так вот, благодаря крыльям и мелким размерам новые виды насекомых появлялись быстро, а старые вымирали медленно. Это и привело к переполнению «бассейна». Малый размер позволял насекомым находить новые экологические ниши, и он же предохранял их от исчезновения. Поэтому «живых ископаемых» среди насекомых хоть отбавляй.

Например, в бирманском янтаре возрастом 100 млн лет был обнаружен крошечный жучок, внешне неотличимый от современных жуков из рода Derolathrus из семейства якобсониид. Длина его тела всего 0,7 мм. В наши дни якобсонииды живут в опавшей листве и под корой, и меловой Derolathrus, по-видимому, вел аналогичный образ жизни. Благодаря своим размерам жучок всегда мог найти себе укрытие с теми условиями, к каким он привык. Несмотря на изменения, которые произошли на нашей планете за прошедшие 100 млн лет, в подстилке леса царил один и тот же микроклимат, время здесь как бы остановило свой ход[61]. Гниющие деревяшки тоже очень консервативная среда: живущие там жуки-архостематы из рода Omma, судя по ископаемым находкам, появились в начале юрского периода и не менялись без малого 200 млн лет[62]. Сейчас этих жуков, которые помнят динозавров, можно встретить в эвкалиптовых лесах Австралии, но раньше они были распространены гораздо шире – от нынешней Англии до Китая. Такое сжатие ареала типично для подобных реликтов.

Многие слышали про метасеквойю и латимерию, которых ученые хорошо знали по ископаемому материалу[63], но не ожидали встретить в наши дни. Палеоэнтомологи постоянно сталкиваются с подобными случаями. Например, сначала мушку ателистиду Alavesia нашли в испанском меловом янтаре, а спустя 10 лет поймали в горах Намибии[64]. Там же, в Намибии, были найдены живые богомолопалочники (Mantophasmatodea) – долговязые бескрылые создания, до того момента известные лишь по инклюзам в балтийском янтаре (рис. 5.4)[65]. Еще более интересная история произошла с жуком сихотеалинией (Sikhotealinia zhiltzovae), которого изловили в районе горного хребта Сихотэ-Алинь в Приморском крае. Колеоптерологи долго ломали голову, в какое современное семейство его приткнуть. Неясно было даже, к какому из четырех подотрядов жуков этот вид принадлежит. Сихотеалинию называли самым загадочным жуком в мире, пока ученые не сошлись на том, что она относится к семейству Jurodidae, которое, как считалось, вымерло еще в юрском периоде, около 160 млн лет назад![66] Хочется думать, что энтомолог Лидия Жильцова, поймавшая сихотеалинию в 1974 г., чувствовала себя конан-дойлевским профессором Челленджером на пороге затерянного мира. Но на самом деле все было гораздо прозаичнее: сама Жильцова занималась веснянками, а не жуками, и не поняла значение своей находки. Внешне ничем не примечательная сихотеалиния после поимки провалялась на ватном матрасике долгие 20 лет, прежде чем попасть в руки компетентных колеоптерологов. С тех пор ученые не раз пробовали поймать сихотеалинию, но безуспешно – она до сих пор известна в единственном экземпляре…

По продолжительности существования отдельные виды значительно уступают родам и семействам, к которым они относятся. Те роды насекомых, что существовали еще в мезозое, были представлены ныне вымершими видами. Тем не менее виды-долгожители среди насекомых тоже не редкость. История некоторых из них проходит через весь неоген (вторая половина кайнозоя). Так, отечественный палеоэнтомолог Александр Прокин откопал в миоценовых отложениях на берегу реки Иртыш водного жука-морщинника, неотличимого от современного вида Helophorus sibiricus. Ископаемый жук похож на своего ныне живущего собрата во всем: у него такие же бороздки на переднеспинке, такая же микроскульптура надкрылий, совпадающая вплоть до отдельных точек. Возраст отложений составляет 16–23 млн лет – ровно столько времени существует этот вид жуков[67]. Это как если бы до наших дней дожил какой-нибудь индрикотерий! Сколько оледенений и потеплений с тех пор пережила наша планета, но жуку все было нипочем: 6-миллиметровый лилипут всегда мог найти подходящий водоем, чтобы переждать невзгоды. Представители ныне существующих видов жуков встречаются и в миоценовом доминиканском янтаре возрастом около 20 млн лет[68]. Фауна позвоночных с тех пор переменилась кардинально: мамонты, саблезубые тигры, шерстистые носороги появлялись и исчезали, как пассажиры на перроне оживленного вокзала, а насекомые со спокойствием аксакала посматривали на всю эту суету из своих щелей. Да и сам человек, провозгласивший себя царем природы, по сравнению с каким-нибудь крохотным жучком тоже случайный гость на Земле, ведь возраст нашего вида, напомню, составляет всего 200 000–300 000 лет.